19 Длинная ночь
Шрифт:
– Хорошо, Айдиш. Подготовь мне копию этого документа для включения в отчет.
Директор школы кивнул с совершенно траурным выражением лица. Дознаватель понимала, о чем он грустит, но не могла помочь ничем. Ошибки первых экспедиций неизбежно попадали в отчет о работе дознавателя, ведь именно за этим князь вызвал ее в край.
– Скажи, в твоей профессии такое есть?
– спросила досточтимая.
– Нет, зато есть этический кодекс, - ответил директор.
– Как обеты Академии, только запрет на интимный контакт с клиентом оговаривается зачем-то отдельно, я так и не понял, зачем.
Дейвин
Никакого суда над декабристами в сущности не было. Пародия на суд происходила при закрытых дверях, в глубокой тайне. Вызываемым декабристам спешно предлагали засвидетельствовать их подписи под показаниями на следствии, после чего читали заранее заготовленный приговор и вызывали следующий "разряд". "Разве нас судили?
– - спрашивали потом декабристы.
– - А мы и не знали, что это был суд..."
Ну да, печально кивнул граф, суд. В протоколе же расписаться дали? Вот и суд. Интересно, местные этому тогда научились или еще раньше? Он протер вдруг начавшие слезиться глаза и перешел к следующей цитате.
10 июля 1826 г. Николай писал матери: "Я отстраняю от себя всякий смертный приговор, а участь пяти наиболее жалких представляю решению суда" 29 . Насколько лицемерно и ложно это заявление царя, мы можем судить из другого его письма, написанного брату Константину 6 июня 1826 г.: "В четверг (3 июня) начался суд со всей приличествующей обрядностью; заседания не прерываются с десяти часов утра до трех часов пополудни; при всем том я не знаю еще, к какому приблизительно дню это может быть окончено. Затем наступит казнь... Я предполагаю приказать произвести ее на эспланаде крепости" 30 . Это говорилось три дня спустя после начала работы Верховного уголовного суда. Таким образом, казнь пяти декабристов была решена Николаем I еще до окончания деятельности суда, а суд в своей работе должен был подвести под это решение лишь "юридическую" базу. 13-я статья в указе Николая I появилась с целью скрыть роль царя-палача, подчеркнув "независимость" решения суда по этому вопросу. В действительности суд, утвердив смертный приговор пяти декабристам, только выполнил волю царя, который руководил всей его работой.
Граф, кривясь, покачал головой. Матери лгать письмом, зная, что брату написано другое? Они что там, между собой совсем не общались? Или это такие родственные отношения? И вот этот-то человек - государь и первый голос в стране? Но дальше в выписках пошло еще краше.
Официально смертная казнь в России в тот период считалась отмененной. Указ Елизаветы от 29 апреля 1753 г. предписывал "не исполнять смертных приговоров" даже по политическим
Еще и нарушение договора с народом, зафиксированного в законе. Ай, молодец Николай Павлович, - Дейвин, морщась, прокрутил экран ниже.
Для декабристов этот трагический день стал радостным событием. После шестимесячного одиночного заключения они наконец встречаются друг с другом. По одному их вводят в комнату присутствия Верховного уголовного суда и сообщают приговор. Здесь они, к своему великому удивлению, узнают, что их уже судили и осудили.
Их ведь удивил не приговор, вдруг понял граф. Их удивило то, что им настолько мастерски заткнули рты. Они-то рассчитывали на публичную возможность высказаться в зале суда, на, может быть, два-три слова в толпу с эшафота. Но и этой возможности им не оставили. Ну что же, тем понятнее поведение лидеров Сопротивления, которые не тратились на слова. Они ждали, что им заткнут рты, поэтому их высказываниями и становились действия.
На всем протяжении следствия и суда Следственный комитет, а потом суд пытались оклеветать движение декабристов, запятнать их, уронить не только в глазах общественного мнения, но и в глазах будущих поколений.
Выдержка Дейвина хрустнула, как каменная пенна под слишком сильным нажимом неумелого писца. Это было слишком похоже на то, что прокатилось по нервам князя и самого Дейвина несколько раз за последние шесть лет. И то, что могло бы размолоть их обоих, если бы не подсказки в дневнике Полины.
Когда он оказался в знакомом кабинете на Литейном с распечаткой в руках, на улице было еще светло. Это значило, что он успел пройти в Зал троп в замке, выйти в Адмиралтействе и снова построить портал - и сделал все это прежде, чем понял, куда и зачем он идет. Будь Дейвин чуть менее уставшим за эту осень и чуть менее шокированным прочитанными статьями, он, немедленно отменив все свои планы, пошел бы сперва на конфиденцию, а затем спать, но отследить свои намерения и действия ему было уже нечем. Движением руки погасив портал, он кивнул подполковнику и шагнул к столу.
– Несколько вопросов, Иван. Я готовлю представление дознавателю, мне нужны твои комментарии.
Подполковник вздохнул, предчувствуя очередные неприятности, потянул к себе листы и удивленно взглянул на коллегу.
– Что вас понесло в это старье? Вы бы еще Екатерину Вторую припомнили с ее гвардейской поддержкой и Орловыми. Тому уж двести лет, все поменялось сто раз.
– Не все, - возразил Дейвин, чувствуя, как в затылке закипает ледяной ключ.
– Мы выявили сходство, и я пришел спросить о нем.
– Ну спрашивай...
– Иван Кимович обреченно вздохнул.
– Иван, скажи мне одно: вы этого от нас ждали?
– спросил граф, указывая на распечатки.
– Вы хотели, чтобы мы так поступали с вашими соотечественниками?
Иван Кимович вздохнул, слегка исподлобья глянул в глаза собеседнику.
– Есть такое понятие, Дэн - благо страны. Благо государства. Да что я тебе объясняю, ты же все сам понимаешь. Вот скажи, ты позволил бы хоть и той же Медунице второй раз подготовить покушение на твоего князя? Забудем на минуту, что он наместник края, он же твой личный господин. Ты же ему присягал.