19-я жена
Шрифт:
— На самом деле мне бы очень хотелось немного батиста, — сказала я.
— Мне тоже, Сестра. Что-нибудь еще?
Вероятно, сейчас самое время признаться моему Дорогому Читателю в том, в чем тогда я не способна была признаться даже самой себе. На ранних стадиях моего брака — теперь я это ясно вижу — я подавляла свой скептицизм. Вопреки все нарастающим доказательствам, я хотела верить, что мой брак с Бригамом Янгом, каким бы необычным он ни казался, был все же, хотя бы до некоторой степени, истинным браком. Я понимала, что он не любит меня так, как юная девушка представляет себе любовь мужа к жене. Я понимала, что и я не люблю его глубокой, всеобъемлющей любовью. Однако брак имеет много целей и причин, помимо романтических, в том числе причины
Много месяцев прошло после нашей свадьбы, когда Бригам пригласил меня, как свою жену, поужинать в Львином Доме.
— А как встретят меня другие? — спросила я.
— Если откровенно, то я давным-давно перестал пытаться предсказывать поведение моих жен.
В день моего дебюта Бригам попросил меня встретиться с ним в саду, за его домом. Надо сказать, что сады Бригама похожи на королевские владения. За девятифутовой стеной тянутся бесконечные акры цветочных клумб и прогулочных дорожек, фруктовых и ореховых деревьев, огородов, пасек со множеством ульев; есть там и большая голубятня. Когда в назначенное для встречи с мужем время я подходила к саду, то увидела в десяти шагах передо мною сестру Амелию, которую знала не только по виду — ее всегда юную красоту отрицать невозможно, — но еще и по репутации, которая была настолько неприятной, что я запретила себе об этом думать.
Когда поначалу я планировала этот мемуар, у меня не было намерения углубляться в истории моих Сестер-жен. Во-первых, такое отступление слишком надолго — на много страниц — отвлекло бы моего Читателя. Во-вторых, каждая из жен появлялась в постели Бригама столь уникальным образом, в результате таких различных и порой загадочных обстоятельств, что мне не удалось бы вполне достоверно представить путь каждой из них. Однако в случае с Амелией Фолсом такое отступление кажется оправданным. Надеюсь, мой Читатель согласится.
Она стала семнадцатой женой Пророка в 1863 году, заняв и весьма прочно удержав статус его фаворитки. Он снабдил ее личной каретой, на дверце которой был золотом изображен вензель из ее инициалов, хотя другие жены должны были пешком ходить по пыльным городским улицам. Амелия заказывала себе шелка из Франции, тогда как для всех нас — остальных — неустанно пряли шелковичные черви Бригама. Но более всего ее соперниц-жен (себя я исключаю из этой ревнивой компании) расстраивало то, что она могла посещать своего мужа, когда бы ей ни заблагорассудилось. Было известно, что она способна приехать к нему в контору и разогнать собравшихся там посетителей, чтобы остаться наедине со своим супругом. А самым скандальным, как мне говорили, было то, что Амелия однажды потребовала себе бриллиантовое ожерелье, прежде чем разрешила Бригаму снова явиться в ее будуар. Хотя эту конкретную деталь я узнала не из первых уст, я тем не менее доверяю своему источнику, так как, если бы вам пришлось сегодня приветствовать Амелию, вы, вполне возможно, сами увидели бы, как сверкают бриллианты у нее на шее.
Мне известно также, что она намеревалась стать последней женой Бригама. Это было условием их брака. Но надо все-таки отдать Бригаму должное. Он держал слово целых два года.
В 1865 году, незадолго до того, как он начал кампанию за завоевание меня, Бригам нарушил клятву, данную Амелии, женившись на Мэри Ван Котт — красивой, умной Святой из весьма набожной семьи. Мэри, которая впоследствии станет моей подругой, всегда была добросердечна и самоотверженна. Она понимала, что ее присутствие причинит боль Амелии, и спросила Бригама, что ей следует сделать, дабы ее смягчить. «Отнестись к ней с уважением», —
103
Хани( англ.Honey) — букв. «мед»; перен. «милый», «солнышко».
Мэри печалилась из-за потери котенка, но не могла заставить себя винить в этом Амелию. «Я еще больше стала понимать ее отчаяние», — сказала она Бригаму, а он позже рассказал об этом мне. (Мои клеветники часто обвиняли меня в том, что я знаю такие вещи, которых никак не могла знать в действительности. «Ее ведь там не было!» — кричат они. Ах, как ясно это показывает наивность их представлений о многоженстве. В этом беспокойном сообществе Святых признание жены мужу перепрыгивает с одной подушки на другую с быстротой и решительностью постельной блохи.)
Противостояние между Амелией и Мэри длилось вплоть до моего появления. Говорят, ничто не залечивает рану лучше, чем время. В полигамном браке ничто не притупляет боль от появления новой жены лучше, чем появление еще одной, после. В полигамных семействах существует жестокая логика. Жена обычно игнорирует женщин, появившихся до нее, но испытывает ненависть к первой же появившейся следом за нею. Когда же эту новую женщину сменяет другая, предыдущая получает совсем не христианское удовольствие, видя ее страдания, так похожие на те, что испытывала когда-то она сама. Но это не всегда так. Многие женщины слишком благородны душой, чтобы питать подобные чувства. Однако они — исключение. Тогда как ярость Амелии — правило.
Итак, мой Читатель, таково было семейство, в которое я вступила в тот день.
Когда я попыталась войти в сад Бригама, я обнаружила, что Амелия нарочно заперла калитку. Садовник Бригама, Леггетт, увидел, как я пыталась ее отпереть.
— Постойте там, — сказал он, заковыляв по направлению ко мне. — Вот и вы, мэм. Сестра Амелия-то совсем разбушевалась, правда?
Как ни соблазнительно было мне ответить, я не могла себе позволить сплетничать о другой жене.
— Здесь у нас всегда прекрасная погода, пока она не разбушуется, — продолжал садовник. — Мне бы надо милицейских добровольцев нанять, чтобы цветы мои оберегать. Вы только взгляните на нее!
И действительно, Амелия вступила в яростное единоборство с космосом, размахивая зонтиком и круша цветы на клумбах. Но я не поддержала линию Леггетта и заговорила о том, как прекрасна его лавандовая роза.
— Мне повезло, что она у меня осталась целой. Амелия на днях взяла ножницы и срезала мою дамасскую розу.
— Мистер Леггетт, — сказала я, — прошу вас помнить: ее дела меня не касаются.
— Конечно, — согласился он. — Пока она не сделает их вашими.
— Мне очень жаль, что она так дурно с вами обращается.
— Это пустяки. Вы бы видели, как она Бригама обрезает. Только я вот чего вам скажу: я от этого еще больше его люблю. Он стоит по воскресеньям перед нами, мудрость всякую нам дает и много чего еще, и это хорошо и прекрасно, да только я никогда не доверюсь человеку, пока в слабости его не увижу. Вот так и узнаю, что он честный. У каждого своя слабинка есть!
Позже, за обедом, я специально села напротив Амелии, чтобы установить какое-то взаимопонимание. Она меня игнорировала, ни с кем не разговаривала и не прикасалась к еде. Каждый раз, когда какая-нибудь из других женщин заговаривала с Бригамом, Амелия, сердясь, надувала губы и начинала, по своей неприятной привычке, щипать себя за щеки. Я спросила, что ее беспокоит, но она предпочла промолчать. В конце обеда, когда принесли блюдо с тортом, она сунула его мне под нос.