1905-й год
Шрифт:
Но и царские власти не теряли времени. От одного корабля к другому на катере носился командующий флотом адмирал Чухнин со своим штабом и до хрипоты уговаривал угрюмо молчавших матросов сохранить верность «царю и отечеству». Усилия его не давали особого эффекта. С утра 13 ноября восстание перекинулось на боевые корабли. Первым поднял красный флаг крейсер «Очаков», где находилась основная организация социал-демократов, которую возглавляли большевики С. П. Частник, Н. Г. Антоненко, А. И. Гладков. В тот же день начались волнения на броненосце «Пантелеймон» (как переименовали «Потемкина» после возвращения его румынскими властями), на учебном корабле
Собравшийся вечером Совет матросских и солдатских депутатов принял решение поднять на восстание весь флот и назначить нового командующего революционным флотом — лейтенанта П. П. Шмидта. Шмидт прибыл на крейсер «Очаков» и после присоединения к восставшим целого ряда кораблей 15 ноября поднял флаг «Командую флотом». Севастополь и часть кораблей оказались в руках восставших.
Царские власти тоже занимались мобилизацией своих сил. Из ближайших гарнизонов к Севастополю стягивались оставшиеся верными правительству части. Во главе их был поставлен известный палач революции 1905–1907 гг. генерал Меллер-Закомельский.
Накануне решающей схватки, 15 ноября 1905 г., под красным флагом революции стояло 12 боевых кораблей с полуторатысячным экипажем, а на берегу их поддерживали 4 тыс. восставших матросов и солдат. Это была грозная сила. Никогда еще революционным народ России не имел на своей стороне такой решительной поддержки армии и флота. Но военный перевес оказался все же на стороне царизма. Восставшим противостояло 22 боевых корабля и 10 тыс. солдат, а главное — около сотни крупнокалиберных орудий крепостной и полевой артиллерии на высоких берегах Севастопольской бухты.
В середине дня 15 ноября Меллер-Закомельский предъявил восставшим ультиматум, требуя немедленной капитуляции. Шмидт решил не сдаваться, по и не нападать первым, не желая начинать братоубийственную бойню. Оборонительная тактика восставших была крупной ошибкой, ибо оборона — смерть восстания. Этот вывод В. И. Ленин сделал на основании обобщения опыта многих революций (в том числе и особенно на основании опыта революции 1905–1907 гг.).
В 3 часа дня загрохотали орудия крепостной артиллерии и кораблей под царским флагом. Лишь тогда восставшие на миноносцах пошли в торпедную атаку на верные правительству броненосцы и открыли изо всех орудий ответный огонь. Завязалось невиданное в военно-морской истории сражение: одна часть флота атаковала другую, береговые батареи прямой наводкой били по стоявшим на рейде мятежным кораблям. Бой длился полтора часа. Исход его был предрешен: слишком неравными оказались силы вступивших в бой. Один за другим вспыхивали революционные корабли. Лишь в последнюю минуту покидая объятые пламенем корабли, повстанцы вплавь отправлялись к берегу. Но здесь Меллер-Закомельский заранее расположил пулеметы, из которых царские палачи хладнокровно расстреливали подплывавших.
Последним пылающий «Очаков» оставил лейтенант Шмидт. Вместе со своим 15-летним сыном он перешел на миноносец № 270 и попытался высадиться на берег, но огнем с броненосца «Ростислав» миноносец был подбит, и Шмидт попал в плен. Морской бой длился полтора часа. Засевшие на берегу в казармах восставшие держались дольше. Лишь к 6 часам утра 16 ноября здесь удалось подавить последние очаги сопротивления. К тому времени повстанцы расстреляли все свои патроны, а большинство казарм смел артиллерийский огонь.
На израненный Севастополь опустилась тишина. Торжествующие победители охотились за революционерами,
«…Севастопольские события, — писал В. И. Ленин, — знаменуют полный крах старого, рабского порядка в войсках, того порядка, который превращал солдат в вооруженные машины, делал их орудием подавления малейших стремлений к свободе»{295}.
Меньшие по масштабу, но тоже вооруженные выступления в это время отмечались во многих гарнизонах Средней Азии (в Ташкенте, в железнодорожных войсковых частях, на линии Среднеазиатской магистрали от Ташкента до Красноводска), в Киеве, в Харькове, в ряде других мест.
Армия снова показала, что не является твердой опорой царизма, что в решающей битве с ним часть ее может поддержать рабочий класс.
Горят помещичьи усадьбы
Осенью 1905 г. деревни от «царства Польского» на западе до Сибири на востоке, от Прибалтики на севере до Закавказья на юге превратились в разворошенные осиные гнезда; факелами пылали дворянские усадьбы.
«Каждую ночь теперь пожары. Как только стемнеет и черное небо укроет землю, далекий горизонт сейчас же расцветает красным заревом… Иногда зарево дальше, едва заметное, чужое, будто луна там всходит, а иногда вспыхнет под самой деревней, даже хаты розовеют и рдеют окна… Горят все господа, генералы, важные особы, к которым прежде и подступиться нельзя было, — и никто остановить не может»{296} — так описывал происходившее в селах в 1905 г. очевидец событий на Украине.
«Губерния в опасности, — слал телеграмму в столицу тамбовский губернский предводитель дворянства. — В уездах Кирсановском, Борисоглебском сожжены, разграблены более 30 владельческих усадеб. Ежедневно получаются известия о новых разгромах. Возможные меры приняты, но войск мало. Часть их отозвана в Москву, Воронеж. Прошу обеспечить защиту». А из Воронежа, куда отослали часть войск из Тамбова, тоже телеграфировали: «В губернии со страшной силой разрастается аграрное движение. Грозит повальное истребление помещичьих усадеб. Наличных войск крайне недостаточно, и если не принять необходимых мер по подавлению крестьянских выступлений, то, — по словам воронежского губернского предводителя, — не избежать громадного несчастья»{297}.
То же самое происходило на Кавказе. Грузинские крестьяне, жаловалась местная администрация, «после манифеста 17 октября стали положительно неузнаваемы: ведут себя вызывающе, не признают собственности помещиков, производят распашки земель, уничтожают леса и не дают помещикам прохода по улицам»{298}.
В октябре было зарегистрировано 219 крестьянских выступлений, в ноябре — 796, в декабре — 575. Они охватили большую часть уездов Европейской России и Кавказа. По приблизительным подсчетам министерства внутренних дел, оказалось сожжено более 2 тыс. помещичьих усадеб и «благородное дворянство» понесло свыше 41 млн. руб. убытку.