1917. Разложение армии
Шрифт:
Иллюстрацией отношения солдат, «вчерашних друзей», по выражению того же полковника Яковлева, к немногим своим офицерам служит один любопытный факт: на квартиру избранного ими командира батальона полковника Яковлева для надзора за его поведением был поставлен дневальный.
Покончив с офицерами, московцы стали устраивать свою новую жизнь: строевые занятия были прекращены, по словам прапорщика Краузе, занималась одна только учебная команда, подвергаясь за это насмешкам и даже угрозам, началась карточная игра, свобода отлучек из казарм, массовые отъезды в отпуск, занялись, по выражению прапорщика Жабоклицкого, «отхожими промыслами», работали на фабриках и заводах, перевозили дрова, некоторые делали и продавали папиросы и проч.
Батальонный комитет, по показанию прапорщика Словнитского,
Главным же руководителем жизни и выразителем настроений солдат являлся митинг. Митинги, где собиралось свободных от отхожих промыслов солдат от 1000 до 2000 человек, устраивались чуть ли не ежедневно. Ораторов в изобилии доставляли рабочие фабрик и заводов, окружавших тесным кольцом казармы батальона. Большое удобство для появления таких ораторов на полковом плацу представляло то, что казарменный двор был проходным и открытым для посторонних.
Постоянными темами ораторов служили: разжигание недоверия Временному правительству, призыв к отказу от наступления, от посылки маршевых рот на фронт, война трактовалась не иначе, как кровавая бойня, нужная только для капиталистов и буржуев, внушалась необходимость скорейшего мира и т. д. Солдаты, в большинстве состоящие из ратников, людей в возрасте от 35 до 40 лет, жадно воспринимали все эти лозунги, дающие оправдание их вечному безделью на казенный счет и отвращению к обязанности покинуть свою беззаботную и веселую жизнь. На законном основании они оставались в тылу. Дошло до того, что солдаты арестовали как провокаторов или избивали на улицах людей, говоривших о желательности достойного окончания войны или о наступлении.
Желанными гостями на митингах были соседи – пулеметчики 1-го полка, а особенно прапорщик Семашко. Этот «злой гений батальона», как его характеризуют свидетели-офицеры, был пророком и вдохновителем солдат московцев. Слушали его без возражений и верили ему без критики. Из своей среды московцы не дали выдающихся деятелей большевизма, но в самой толще своей оказались до крайности начиненными идеями этого своеобразного учения. Свидетель вольноопределяющийся Лампсаков утверждает, что их полк, т. е. Московский, считался большевистским полком, а подпоручик Пузарь показывает, что в полку было очень много солдат ярых большевиков по своим взглядам и поведению.
Характерными для обрисовки политического настроения московцев являются резолюции, вынесенные ими на общем полковом собрании в начале июня месяца, когда, например, предъявляется требование военному министру Керенскому прекратить начатое им наступление, затем таковое требование ему и С.Р. и С.Д. разжаловать и отправить в действующую армию всех офицеров до 43-летнего возраста, не принятых своими частями, а таких же офицеров свыше 43 лет разжаловать и лишить всяких пенсий, отправить на позиции всех юнкеров, конфисковать редакции и типографии буржуазных газет и передать их «Солдатской правде», без которой, как духовной пищи, московцы не могут жить. Распустить немедленно Государственные думу и совет, бывших губернаторов и чиновников отправить на фронт.
В резолюции приветствуются товарищи кронштадтцы и заявляется полная готовность поддержать их в борьбе к контрреволюционными попытками, откуда бы они ни исходили. Между прочим, в одной из подобных резолюций указывается, что Временное правительство в самой своей сущности контрреволюционно.
Надо признать, что в начале июня, в связи с предвыборной в районные думы агитацией, большевизм среди московцев достигает своего апогея. Зарегистрирован в летописях батальона факт насилия над с.-р., приехавшими на автомобиле во двор к московцам для агитации в пользу своей партии. Флаг с надписью «Земля и Воля» был сорван с автомобиля солдатами и уничтожен, а оратор был избит. Заслуживает быть отмеченным и случай с помощником главнокомандующего Козьминым, когда его речь о порядке, обращенная к московцам, успеха не имела, а выступивший против него Семашко с выкриками против войны и наступления был восторженно приветствуем солдатами, награждавшими его речь громом долгих и дружных аплодисментов.
Осмотр протоколов заседаний батальонного комитета дал яркую картину его деятельности, отражающей в себе отдельные моменты большевистских настроений солдат. Так, например, 5 апреля комитет отказывается выразить порицание действующему гв. Московскому полку, учинившему насилие над 17 офицерами, подвергнув их аресту. 11 апреля комитет помещает резолюцию общего собрания батальона, высказавшегося против посылки маршевых рот на фронт – «этого козыря в руки Временного правительства». 13 апреля помещено любопытное обращение 2-го пулеметного полка к московцам, где этот полк называет их изменниками за отказ посылки маршевых рот. 30 апреля одобряется братание на фронте, но только организованное. 31 мая отказывается в выступлении делегату с предложением посылки солдат на французский фронт. 8 июня по просьбе анархистов отправляются делегаты от батальона на дачу Дурново по вопросу о выселении Временным правительством анархистов из этой дачи. Воинским чинам приказывается никуда не отлучаться, а офицерам быть на местах. 9 июня выносится резолюция, определенно содержащая в себе недоверие Временному правительству.
Вот каковы были московцы перед событиями 3–4 июля, которые, по словам унтер-офицера Пруссиса, для них не были неожиданными. 2 июля в батальоне был митинг, на котором, как обыкновенно, подвизались неизвестные ораторы из рабочих. На этот раз речи были о предполагаемом выступлении полков петроградского гарнизона и рабочих для свержения Временного правительства и передачи власти Советам, выступал с речью также и ст. унт. – оф. нестроевой роты батальона Цейховский, утверждая, что Советы одобряют такое выступление (показание унт. – офицера Пруссиса).
Днем 3 июля в батальоне снова начали ходить слухи о выступлении вооруженных солдат и рабочих с требованием передать всю власть Советам. Во двор батальона заходили рабочие и призывали солдат выступать. Часов около 5 дня на плацу собрался митинг по поводу выделения украинцев в особые роты. Этот митинг скоро кончился, но солдаты не успели еще разойтись, как стали приходить пулеметчики и рабочие, отдельно и группами и призывали к выступлению. Говорилось о том, что надо вооружаться и идти в Таврический дворец требовать отставки 10 министров-капиталистов и передачи власти Советам.
Образовался опять митинг. Московцы стали кричать о выступлении. Товарищу председателя батальонного комитета Чигину удалось уговорить послать делегатов в другие полки узнать о настроении солдат и отложить выступление батальона до возвращения этих делегатов. Митинг продолжался, ораторы продолжали волновать солдат, призывали к выступлению и ораторы из московцев, из них особенно выделялся Цейховский. Тем временем возвратился из 1-го пулеметного полка посланный туда делегатом ст. унт. – оф. Карпычев и заявил, что пулеметчики выступили и надо выступать московцам. Появилось несколько автомобилей, вооруженных пулеметчиками и солдатами других частей, все они громко требовали выступления. Наконец по Сампсониевскому проспекту мимо казарм стал проходить 1-й пулеметный полк. Солдаты бросились в роты за оружием, раздались недружелюбные возгласы об офицерах, начали торопить друг друга выступать, и вскоре батальон, численностью до 2 тысяч штыков, построился на плацу.