1928 год: ликвидировать ликвидаторов. Том 2
Шрифт:
Пару часов до времени, назначенного мне Сталиным, я решил провести с пользой. Сначала я позвонил Трилиссеру по «вертушке» с номеронабирателем. Подобный телефонный аппарат фирмы «Сименс», соединенный с автоматической телефонной станцией тоже импортного производства, в это время считался высшим пилотажем технической мысли инженеров-связистов. Я еще на прошлой неделе приказал сразу после покушения на себя заменить все свои телефоны, как и главные телефоны нашей конторы, на подобные. Ведь они работали в обход телефонисток, соединяя абонентов напрямую с помощью специальных реле-шагоискателей так, что ни одна ушлая телефонистка подслушать не могла.
Чтобы сделать связь еще более надежной, я распорядился начать внедрение высокочастотной телефонной связи (ВЧ) в органах ОГПУ прямо сейчас, то есть на пару лет раньше, чем это начали делать в прежней истории. И чего тянуть с этим? Ведь первая советская аппаратура ВЧ-связи успешно прошла испытания еще в 1925 году на Ленинградской научно-испытательной станции. А уже на следующий год связь ВЧ была опробована на практике, и протянута линия от Ленинграда в Бологое.
По телефону я выслушал отчет своего заместителя про его общение с Ежовым и про другие текущие дела ОГПУ, а потом начал разбирать в кабинете записи Вячеслава. Вот только тут же обнаружилось, что иностранные языки я без него все-таки понимаю плохо. Хотя не все оказалось безнадежно. Какие-то крупицы от способностей полиглота, которыми обладал прежний хозяин тела, во мне все-таки остались. Вот только предстояло, напрягая память и роясь где-то в ее глубинах, оставшихся от личности Вячеслава, восстанавливать значения каждого написанного иностранного слова. А много чего из своих записей прежний Менжинский, оказывается, делал на польском языке! И это сильно затрудняло для меня чтение тех материалов, которые он оставил мне в наследство. Ведь, фактически, мне предстояло заново восстанавливать навыки владения языками почти с нуля из тех крупиц смыслов, которые еще не испарились из нейронных связей в моем мозгу, который, как и все тело, достался мне в наследство столь необычным образом для единоличного пользования. Хорошо еще, что у этого мозга базовые способности к языкам уже, как говорили программисты в двадцать первом веке, входили в прошивку по умолчанию.
Не став плотно ужинать, а просто выпив достаточно крепкий цейлонский чай с баранками, купленными днем домработницей, я вышел в вечер немного пораньше. Опозданий Сталин терпеть не мог. Потому и обычным работягам на предприятиях в это сталинское время опоздания засчитывались наравне с выговорами и иными нарушениями трудовой дисциплины. Из-за них людей «прорабатывали» всем коллективом, мотая им нервы на партийных, комсомольских или профсоюзных собраниях.
Причем, никого не интересовало, что общественный транспорт редко укладывался в заявленное расписание движения по причине частых поломок ненадежных и довольно примитивных автобусов и трамваев, которые всегда в пиковые часы приезжали к остановкам переполненными. Ведь даже этих ненадежных транспортных средств пока у молодой советской страны имелось слишком мало. А никакого метро в Москве еще не построили. Да и троллейбусы появятся в столице только в тридцатых. Потому горожане больше надеялись на собственные ноги, стараясь выходить на работу заранее.
Вот и я, последовав этой народной мудрости, неторопливо вышел из квартиры и медленно побрел по узкому кремлевскому тротуару, рассуждая про себя, что участвовать в работе сталинского центра принятия решений, каким, безусловно, являлось Политбюро — это еще одно большое достижение, которого я тут, получается, добился за короткий срок. И оно, само по себе, отражало изменения той прошлой реальной истории, которые уже произвел я, заместив собой личность Менжинского и создав альтернативную ветвь развития событий. Ведь даже сам Дзержинский не удостаивался подобной чести. Его не вводили в узкий круг лиц, принимающих решения высшего уровня по той причине, что Сталин не считал Феликса политической фигурой, способной вести свою собственную игру, а видел в нем только исполнителя воли партии. В отношении же меня вождь теперь, как видно, придерживался иного мнения.
В прихожей сталинской квартиры на отдельной вешалке, слева от входной двери, висела потертая шинель Сталина и рядом с ней — потрепанная просторная длинная шуба с широкими рукавами и большим воротником, сшитая из непонятного сероватого меха не то волков, не то даже собак, но, наверное, очень теплая. На крючках для шляп над шубой висела шапка-ушанка, а над шинелью — простая фуражка военного образца, но без всякой кокарды. Внизу на паркете под шубой стояли видавшие виды валенки и не менее старые сапоги. Дальше, сразу за вешалкой, стояла немаленькая деревянная бочка с солеными огурцами, источая соответствующий аромат.
Когда я позвонил, дверь открыла супруга Сталина Надежда Аллилуева. Это была молодая женщина, но на несколько лет постарше, чем моя Аллочка. Насколько я помнил, Надя родилась в 1901 году. А женился Сталин на ней довольно давно, еще в 1919-м. Про отношения супругов ходили разные слухи. Якобы, они начали встречаться, когда Наде исполнилось всего 15 лет. Странноватая парочка, конечно. Вряд ли у них могли быть какие-то общие интересы. Что это, очередная любовная история типа набоковской Лолиты, которая завершилась браком? Но, факт оставался фактом. Эта девочка-подросток чем-то очень понравилась тогда зрелому 38-ми летнему вдовцу, первая жена которого Като Сванидзе умерла еще в 1907-м от тифа. Впрочем, не Менжинскому, конечно, осуждать их. Сам еще тот любитель молоденьких. Я-то уже все про него знал, то есть, теперь уже про самого себя здешнего.
Как бы там ни было, а Надежда встретила меня радушно, с улыбкой, указав на большую гостевую вешалку, расположенную с противоположной стороны, справа от входной двери. И я сразу заметил, что там уже висят гражданское пальто и армейская командирская шинель. А над ними примостились шляпа и фуражка с красной звездой. Это, скорее всего, означало, что Молотов и Ворошилов уже здесь. Так и было. Когда я повесил верхнюю одежду на вешалку и вошел в комнату, оба уже сидели за накрытым столом, а сам гостеприимный хозяин наливал им вино.
Бывшие покои фрейлин, в которых расположились апартаменты, выделенные Сталину под жилую площадь, представляли собой сквозную анфиладу смежных комнат. То есть, все комнаты в этой квартире были проходными. В одном глухом конце этой анфилады находилась детская, в другом — спальня, а посередине что-то вроде кухни и гостиной, посреди которой стоял напротив окна достаточно большой стол, обставленный со всех сторон легкими «венскими» стульями. Остальные предметы мебели, которую я увидел: шифоньер, книжный шкаф, тахта, комод, этажерка с какими-то папками и журналами, не отличались изяществом. Пожалуй, кроме хрустальных люстр, которые остались висеть с царских времен. На беленной стене висел портрет Ленина. Обстановка в жилище вождя большевиков выглядела весьма скромно.
Глава 12
Моему появления ни Молотов, ни Ворошилов не удивились. Похоже, что генсек предупредил их заранее. Когда я присел к столу, Ворошилов больше молчал, постоянно подкладывая себе в тарелку квашеную капусту из простой керамической миски. А Сталин с Молотовым увлеченно обсуждали ту самую «военную тревогу», которая в прошлом году не на шутку всполошила советское руководство, вынудив срочно искать «наш ответ Чемберлену». И, как я понял, эта тема военной опасности со стороны государств Запада очень серьезно тревожила Иосифа Виссарионовича до сих пор.
Тема возникла примерно год назад из-за революционного движения в Китае, которое набирало обороты при поддержке СССР. Войска китайских революционеров под руководством советских военных советников, одним из руководителей которых был первый красный командир, награжденный орденом Красного Знамени, бывший военный министр Дальневосточной Республики Василий Блюхер, в январе 1927 года провели успешное наступление, заняв английские концессии в Ханькоу и Цзюцзяне. И англичанам вынужденно пришлось подписать договор об уступке китайской стороне этих территорий в обмен на спокойную эвакуацию своих подданных оттуда. Разумеется, в самой Великобритании это известие было воспринято общественностью, как национальное унижение. И уже в феврале глава МИДа Великобритании Джозеф Чемберлен подписал ноту, призвавшую Советский Союз немедленно прекратить пропаганду против англичан, развернутую среди китайцев, а также поддержку коммунистической партии Китая.