1928 год: ликвидировать ликвидаторов. Том 2
Шрифт:
Упомянул я Молотову и о том, что необходимо наращивать трудовую дисциплину. И вообще, партийцам нужно делать побольше практических дел и говорить поменьше пустых слов. Тогда и в народе их больше уважать будут. Для увеличения производительности труда всех пьяниц, прогульщиков, летунов и прочих нарушителей трудовой дисциплины я предложил высылать осваивать Сибирь не по суду, а сразу по решению месткомов предприятий после второго строгого выговора с занесением в личное дело. Причем, оформлять это следовало не как репрессивные меры, а просто в качестве обязательной рабочей командировки на определенный срок на стройки коммунизма с предоставлением на месте койки в бараке.
После Молотова я позвонил Рыкову, предложив ему оставить пока в покое НЭПманов, установив предел их личного обогащения жестким прогрессивным налогом. Еще предложил председателю совнаркома убрать с мелкого бизнеса лишние проверки, чтобы, наоборот, развивать его и поощрять. Высказал и мысль, что весь самый крупный бизнес должен контролироваться государством, чтобы у государства находились контрольные блокирующие пакеты акций. А государственные представители в советах директоров обладали бы правом решающего голоса.
Еще я объяснил Рыкову, что надо бы внедрять плановую экономику с хорошо налаженной обратной связью, чтобы планы не склоняли к припискам на местах, а отражали бы реальные потребности на ту или иную продукцию. И что необходимо развивать повсеместно в Советском Союзе не только электрификацию, а также дорожную сеть. Причем, между самыми важными промышленными центрами нужно строить скоростные трассы с большой пропускной способностью.
Упомянул я и о том, что думать нам надо, как бы поскорее найти и запустить в эксплуатацию новые месторождения полезных ископаемых. К тому же, нужно не бояться привлекать иностранных специалистов ради строительства автомобильных, авиационных и радиотехнических заводов, которые СССР сам построить быстро не сможет. И следует ускоренно оснащать иностранными станками производства, выпускающие станки и оборудование для того, чтобы в недалеком будущем молодое поколение отечественных специалистов, обученных на первых порах теми же иностранцами, могло уже самостоятельно налаживать новые производственные мощности и технологические цепочки на отечественной материально-технической базе.
Еще я сказал Рыкову, что в сельском хозяйстве нельзя скопом под одну гребенку грести всех кулаков. Наоборот, крепких хозяйственников надо назначать председателями колхозов, а сами эти колхозы создавать не разрушая, а дополняя успешные хозяйства имуществом и силами остальных колхозников. А вот спекулянтов, придерживающих урожай ради барышей, надо раскулачивать безжалостно, высылая подальше. Вместо этих посредников-паразитов нужно вводить государственные заготконторы, которые будут скупать урожай для хранения и дальнейшей переработки напрямую и по приемлемым для крестьян ценам, постепенно создавая крупные государственные сельскохозяйственные холдинги, которые станут поддерживать баланс на государственном уровне между интересами производителей сельхозпродукции, ее переработчиками и ее потребителями. И Рыков тоже, в основном, со мной соглашался.
Больше часа я потратил на телефонные разговоры, одновременно завтракая бутербродами, которые подала мне на подносе Эльза к чаю. Разумеется, я проинформировал Молотова и Рыкова о ходе расследования покушения на Сталина, о том, что Енукидзе был найден у любовницы, что он организовал наблюдение за караулами и доставку взрывчатки, но сделал это не по своей воле, а следуя на поводу у шантажиста, давившего на Авеля из-за его связей с малолетками. И тот самый шантажист по имени Трифон сыграл гораздо большую роль в организации покушения, не только использовав Авеля, что называется «в темную», но и пытаясь организовать похищение из Гознака огромной суммы денег. А за Трифоном стоял бывший нарком внутренних дел, на квартире которого прятался Троцкий до отправки в ссылку. Последний и был главным заказчиком преступления.
Пока я разговаривал по телефону по одной линии, Ворошилов доложил мне по другой, что Горки взяты под контроль и зачищены конницей Буденного и моими дзержинцами. Как только Глеб Бокий вернулся с задания, привезя на Лубянку арестованного Трифона Енукидзе и его подельников, мы поехали на место недавнего сражения с мятежниками. Нам хотелось убедиться на месте, что мятеж подавлен, а все его участники ликвидированы.
Ворошилов с Буденным встретили нас там, сразу доложив, что с мятежниками справились, а их командир Роберт Эйдеман арестован. Но, нашему взору предстала безрадостная картина. Усадьба была разгромлена артиллерийским огнем, главное здание и северный флигель сгорели. Верхняя часть водонапорной башни была разрушена прямым попаданием снаряда крупного калибра. Повсюду виднелись снарядные воронки, валялись обломки кирпичей, досок и мебели, раскиданные взрывами, а также прочий мусор.
Лужи крови на снегу в разных местах красноречиво свидетельствовали о немалых потерях. В хозяйственном дворе буденовцы все еще приносили и складывали в ряд своих погибших для последующей погрузки на грузовики, которые должны были скоро подъехать, чтобы отвезти павших на кладбище. А тела убитых мятежников до сих пор лежали неубранными. Впрочем, на сильном морозе, который стоял в этот день, быстрое разложение им не грозило.
Посмотрев на печальное зрелище, я спросил, не удалось ли освободить кого-нибудь из чекистов, захваченных в плен троцкистами? На что Буденный отрицательно покачал головой и лично отвел нас в подвал единственного уцелевшего флигеля показывать наших убитых сотрудников. Мы с Глебом ужасались, глядя на обезображенные трупы девушек из службы прослушки и на трупы поварих, которых троцкисты тоже не пощадили, расстреляв, как и мужчин. Еще одним очень плохим известием стало для нас то, что, как выяснилось, вся верхушка троцкистов и сам Троцкий вместе с семьями сбежали из Горок по южной дороге еще в первую ночь мятежа, а все вооруженное сопротивление было, оказывается, лишь прикрытием для их побега.