1928 год: ликвидировать ликвидаторов. Том 2
Шрифт:
— Тогда я искренне поздравляю вас, Вячеслав Рудольфович! Надеюсь, что вы не собираетесь бросать руководство ОГПУ?
— Не собираюсь, — коротко ответил я. И перешел к делу, ради которого встретился с Трилиссером, не теряя времени:
— Нам с вами, Михаил Александрович, необходимо немедленно разработать и осуществить в кратчайшие сроки операцию по отстранению от руководства генштабом Тухачевского.
Я изложил суть дела, а Трилиссер возмущался преступными действиями Тухачевского вместе со мной. Когда мы вместе приехали на Лубянку, сотрудники не просто подобострастно здоровались с нами, как с большими начальниками, но и улыбались, словно старым знакомым. Большинству из них совсем не понравилось короткое, но злое руководство Ежова. Потому меня и Трилиссера чекисты приветствовали вполне искренне. Ведь большинство коллектива, все-таки, было отнюдь не на стороне партийцев. Чекисты внутри нашей конторы вполне соблюдали негласную корпоративную солидарность. Отсюда и саботаж действий Ежова.
Разместившись в моем просторном кабинете, мы с Трилиссером работали над планом секретной операции, которую условно назвали «Индюк». Михаила Тухачевского необходимо было нейтрализовать как можно быстрее, поскольку ни я, ни Трилиссер, не сомневались в том, что главный пособник троцкистов в армии именно он. Об этом лучше всего свидетельствовали его собственные действия. С началом троцкистского мятежа он не послал на его подавление ни одного бойца, а сам усилил охрану генштаба, расставив по всему периметру здания огневые точки, оснащенные пулеметами. К тому же, своими директивами он пытался парализовать решения начальника Московского военного округа Николая Куйбышева, запретив выдавать вооружение и боеприпасы из арсеналов отрядам, формируемым ради подавления мятежа в Горках. К тому же, он ничего не делал против руководства военной академии имени Фрунзе, курсанты которой составляли боевое ядро мятежников. То есть, Тухачевский приступил к явному саботажу в пользу троцкистов, хотя открыто, вроде бы, он мятеж не поддерживал, послав Буденному приказ начать переговоры с мятежниками об их добровольном разоружении в обмен на сохранение жизней. Но, это было лишь уловкой, позволяющей потянуть время.
Подобраться к начальнику генштаба в этот тревожный момент представлялось непростой задачей. Тем не менее, у Трилиссера имелось представление о том, как эту задачу решить. И я не ошибся, обратившись за помощью к нему. Как оказалось, у Меера были «двойные агенты» внутри армейской разведки, которые работали в тесной связке с Иностранным отделом ОГПУ, обмениваясь сведениями, поступающими из-за границы, с чекистами, которые, в свою очередь, передавали разведчикам генштаба информацию именно военного характера, добытую за границей и обмениваемую на информацию чисто экономического свойства, собранную военной разведкой. Подобное взаимовыгодное сотрудничество и позволило проникнуть внутрь генштаба курьеру, посланному от Трилиссера якобы с очередными разведывательными документами. Вот только этот «курьер», на самом деле, был ликвидатором, причем, гораздо более профессиональным, чем Блюмкин.
Действовал он без всякого шума. Явившись в кабинет высокопоставленного армейского разведчика, которому должен был передать из рук в руки без свидетелей документы, якобы особой секретности, он уколол его шприцем с новейшим снотворным, вырубающим человека мгновенно. А, когда главный разведчик вырубился, «курьер» переоделся в его одежду. Потом с помощью грима, взятого с собой, он изобразил внешнее сходство и прошел мимо часовых прямиком в кабинет Тухачевского точно ко времени доклада того разведчика. А уколоть самого Тухачевского для ликвидатора труда не составило. Вот только на этот раз введена была смертельная доза препарата. Отчего Тухачевский не проснулся уже никогда. «Курьер» же спокойно вышел из здания, отработав переодевание в обратном порядке. Наутро во всех газетах было написано, что начальник генштаба РККА скончался от обширного инфаркта. Но, новости о покушении на товарища Сталина и о том, что исполняющим обязанности генсека ЦК партии назначен Менжинский все-таки затмили короткую информационную заметку о внезапной смерти Тухачевского.
Глава 35
Ближе к вечеру, предоставив Трилиссеру практически реализовывать операцию «Индюк», я заслушивал на Лубянке доклады о ходе расследования покушения на Сталина. Глеб и Эльза доложили много интересного. Оказывается, в заговоре участвовали кремлевские уборщицы! И, как выяснилось, все они были любовницами Авеля Енукидзе.
Этот уже немолодой человек считался личным другом Сталина и даже являлся крестным жены вождя. Авель Сафронович работал в Центральной контрольной комиссии ВКП(б) и одновременно председательствовал в Комиссии по контролю за повседневной деятельностью Академии наук. До революции он окончил в Тифлисе техническое училище и работал железнодорожником. Вот только академического образования у него не было. Потому факт, что подобный «ученый специалист» из обыкновенных железнодорожников мог осуществлять надзор за деятельностью академиков, мне представлялся весьма абсурдным. Но еще более несуразным выглядело то, что этот Енукидзе одновременно занимал должность председателя Правительственной комиссии по руководству Большим и Художественными театрами, хотя никакого отношения к театральному искусству до этого не имел.
И он не только оказался профессионально непригодным, но и в личной жизни весьма порочным, развратным сластолюбцем, не пропускающим ни одной юбки. Особенно, если в его поле зрения оказывались хорошенькие и молоденькие существа противоположного пола, например, какие-нибудь симпатичные балерины или актрисы, то он делал все возможное, чтобы удерживать их подле себя не только деньгами и изысканными угощениями, дорогими подарками и иными материальными благами, недоступными простым гражданам СССР, но и тем, что устраивал родственников и родственниц этих девочек на различные вакансии в обслуге власти.
Так вот, все три кремлевские уборщицы, подозреваемые в участии в подготовке покушения на генсека, дали показания, что были родственницами любовниц Енукидзе, приехавшими из провинции на заработки в столицу и трудоустроенными им. Причем, все трое уборщиц на допросах признались, что с ними старый ловелас тоже занимался развратом! И это он в последнее время заставлял их шпионить за часовыми, выяснять все подробности караульной службы, сообщать ему время смены часовых и вообще все подробности, связанные с караульными. А потом одну из них он попросил поставить на полку в коридоре бюст Ленина за сутки до покушения, а двум другим строго приказал к этому бюсту не притрагиваться. Это был как раз тот бюст, внутри которого находилось взрывное устройство, которое не взорвалось лишь по счастливой случайности из-за того, что не сработал взрыватель ударного действия.
Следствие явно продвинулось. Подозреваемый обнаружился. Вот только мотивы Енукидзе пока не были мне ясны. Ведь он считался другом Сталина, а в явных связях с троцкистами, вроде бы, наоборот, уличен не был. Да еще и какой-то другой мужчина участвовал в покушении. Тот, который имел небольшой рост и ловко действовал ножом, расчищая путь Блюмкину. Мне почему-то представлялось неправдоподобным, чтобы сам Енукидзе мог орудовать коротким клинком настолько профессионально. Хотя его участие и не последняя роль в заговоре с целью убийства генсека после ареста уборщиц не вызывали сомнений. Вот только сам Енукидзе скрылся. И чекисты его пока не могли нигде отыскать.
Все выезды из города перекрыли сразу после покушения на Сталина. Причем, не только чекисты постарались, но и Ворошилов не растерялся, распорядившись выставить вооруженные армейские посты. Так что бежать из столицы подозреваемый вряд ли сумел. Но мне пришла мысль, где может скрываться Енукидзе. И я приказал Глебу Бокию:
— Проверить квартиры всех его любовниц. Скорее всего, он прячется у одной из них.
В отношении саботажников с Лубянки, поддержавших ежовский переворот, я также намеревался принять срочные меры. Собрав на совещание начальников отделов, которые команды Ежова выполнять не стали, я распорядился:
— Ночью организуйте аресты тех наших бывших сотрудников, кто активно поддержал Ежова, и которых я уже уволил только что своим приказом. Даю вам список, в котором я сделал особые пометки напротив некоторых фамилий. Самых ретивых сторонников покойного Генриха Ягоды, поддержавших попытку внутреннего переворота в ОГПУ, устроенного Ежовым, необходимо ликвидировать на месте при попытке к бегству. Все должно быть сделано тихо. Лишний шум и огласка нам не нужны.
— А если они не попытаются бежать? — спросил один из начотделов.