1937: Не верьте лжи о «сталинских репрессиях»!
Шрифт:
Но почему социал-демократы все же пошли на союз с коммунистами, одобрив идею Народного фронта? Просто им захотелось получить лишнюю политическую выгоду. Чем враждовать, сталкиваясь лоб в лоб, и получать шишки, рассуждали вожди Социалистического Интернационала, лучше уж коммунистов обмануть, войти с ними в союз, а потом и подчинить своей воле, используя собственное преимущество. Это и попытались сделать французские и испанские социалисты. У них, правда, ничего не получилось, тут Сталин был начеку. Но страны свои они подразвалить успели. В результате испанским социалистам дал пинка Франко, а французским — Гитлер. Финита ля комедия.
Вот против этой комедии и выступал Сталин. А то, что против нее был и Молотов, явно опровергает версию о наличии у него серьезных разногласий с вождем.
Молотов вообще был самым сильным звеном в цепи
По всему выходит, что в компрометации Молотова Сталин заинтересован не был. У Вячеслава Михайловича был другой, очень сильный противник. Такой же, как и у Сталина. Кто же он?
Звездный час Серго
На ум сразу приходят все те же региональные бароны. Без них явно не обошлось. Но, конечно, одни они в атаку не пошли бы. Да и какую возможность имели косиоры и эйхе прямо повлиять на показания подсудимых? Здесь нужен был «железный нарком» Ягода, который очень «плотно» работал с Зиновьевым, Каменевым и прочими подследственными. Скорее всего, он и добился исключения Молотова из числа несостоявшихся красных «великомучеников».
Он же вывел из-под удара Бухарина и Рыкова, на которых дали показания «жертвы» первого московского процесса. Роль Ягоды в оправдании «правых» очевидна. Даже Р. Конквест, автор известного антисталинского триллера «Большой террор» признает: «Временная реабилитация Бухарина и Рыкова была объявлена без единого их допроса. Тем не менее вряд ли можно сомневаться, что политическое решение об их реабилитации сопровождалось, по крайней мере формально, рапортом НКВД о сомнительности выдвинутых против них обвинений… Возможно… что Ягода как-то пытался смягчить судьбу участников оппозиции… Есть также сообщения о том, что внутри самого НКВД было некоторое сопротивление террору, что следователи ставили вопросы в такой форме, чтобы предостеречь и даже защитить подозреваемых».
Но ведь подсудимые же «оговорили» и Бухарина с Рыковым. Зачем же было вообще допускать, чтобы появились такие показания? Что же, Ягода подгадил лидеру своей же политической группировки? Нет, тут все гораздо тоньше и просчитывается лишь на уровне хитрой, многоходовой комбинации. Как известно, через несколько дней после августовского процесса с Бухарина и Рыкова были сняты все обвинения. Это было их триумфом. Сначала людей обвинили, а потом оправдали, что может быть лучше в плане отбеливания сомнительных фигур? Бывшие лидеры правого уклона нажили себе неплохой политический капиталец, который им, правда, не очень помог в ближайшее время (почему — выясним ниже). По сути, была сделана попытка полной и окончательной реабилитации Бухарина и Рыкова.
А как же быть с Томским, который застрелился, узнав о показаниях на процессе? Есть все основания полагать, что Томский вообще хотел отойти от группы Бухарина и находился в состоянии стресса. Об этом свидетельствует и написанное им письмо, в котором он рассказал о роли Ягоды. Томский не выдержал напряжения и покончил жизнь самоубийством — он, несомненно, был «слабым звеном» бухаринской оппозиции. А может, ему и помогли. В НКВД это хорошо умели делать.
Консенсус между регионалами и «правыми» был невозможен без Орджоникидзе, который связывал эти две фракции воедино. Он был близок к группе регионалов, но как ведомственный магнат имел свои собственные интересы и потому сохранял независимость от самой группы. С другой стороны, Серго был очень близок к бухаринской группировке. С самим Бухариным у него были очень хорошие, дружеские отношения. Когда Бухарина поперли с высоких партийных постов, его подобрал именно Орджоникидзе. Он устроил Бухарина на место заведующего объединенным научно-исследовательским и технико-пропагандистским сектором НКТП. Часто Бухарин прибегал к помощи Орджоникидзе, чтобы избавить себя от критики чересчур злопамятных партийцев. Во время большой партийной чистки он писал ему письма с просьбой о защите. Вот, например: «Дорогой Серго. Извини, ради Бога, что я к тебе пристаю. У меня к тебе одна просьба: если меня будут чистить… то приди ко мне на чистку, чтобы она была в твоем присутствии». В декабре 1936 года на пленуме ЦК Орджоникидзе фактически выступил в защиту Бухарина, подтвердив, что тот плохо отзывался о Пятакове, одном из лидеров «левых». После смерти Серго Бухарин скажет: «Теперь надеяться больше не на кого».
Группа Бухарина, сильная своими позициями в НКВД, была нужна Орджоникидзе для противовеса группе регионалов. Сам же он мыслил себя именно в центре этих качелей, первым среди равных, мудрым «технократом», направляющим развитие страны. И он был очень близок к тому, чтобы выдвинуться на первое место, оттеснив оттуда Сталина. Серго удовлетворял запросам всех политических групп, кроме сталинской. Он явно не желал лезть в вожди и был, в принципе, удовлетворен своим положением ведомственного диктатора. Ведущая роль в партии ему была нужна для того, чтобы не допустить создания монолитного национал-большевистского единства, которое враз бы покончило с групповщиной и местничеством.
Конец августа — начало сентября были неким звездным часом в политической жизни Орджоникидзе. В это время он предпринимает нечто вроде наступления. Оно было призвано продемонстрировать его кадровое могущество. Тогда Орджоникидзе образцово-показательно приказывал прекратить все политические дела, заведенные на работников его «вотчины» — тяжелой промышленности. Например, 28 октября он потребовал от председателя Комитета партийного контроля Н.И. Ежова восстановить в партии директора Кыштымского электролитного завода Курчавого. Тот был исключен из ВКП(б) за связь с троцкистами. Теперь, по требованию Орджоникидзе, его восстановили. А 31 августа Орджоникидзе выступил на Политбюро в защиту директора Криворожского металлургического комбината Я. И. Весника, также исключенного за содействие троцкистам. На заседании ПБ было принято постановление о работе Днепропетровского обкома ВКП(б). В нем Весник и заместитель Ильдрым были взяты под защиту высокого партийного руководства. Члены ПБ направили в адрес обкома специальную телеграмму, в которой предписывалось прекратить любые преследования Весника. А несколькими днями позже, 5 сентября, в «Правде» была размещена информация о пленуме Днепропетровского обкома. На нем критиковались организации, допустившие «элементы перехлестывания, перегибов, мелкобуржуазного страховочного паникерства». Пленум снял с поста секретаря Криворожского горкома.
В начале сентября Орджоникидзе вынудил Вышинского прекратить уголовное дело против нескольких инженеров Магнитогорского металлургического комбината.
Но, пожалуй, наиболее характерная история произошла с директором саткинского завода «Магнезит» Табаковым. 29 августа 1936 года газета «Известия» опубликовала статью своего челябинского корреспондента. Называлась она вполне в духе тех лет — «Разоблаченный враг». В ней сообщалось о том, что директор Табаков был изобличен в связях с троцкистами и исключен за это из партии. Орджоникидзе как будто ждал этой статьи и немедленно организовал крупномасштабную проверку. И уже (вот это оперативность!) 1 сентября ЦК принимает специальное решение, в котором с Табакова были торжественно сняты все обвинения.
Обращает на себя внимание схожесть «почерка». И в случае с обвинениями в адрес лидеров правого уклона, и в деле Табакова наблюдается задействование схожих технологий «отбеливания». Сначала людям предъявляют страшные обвинения, а потом их торжественно оправдывают. А если вспомнить, что газету «Известия» редактировал именно Бухарин, то все становится абсолютно понятным.
Любопытно, что еще и раньше наркомат Орджоникидзе практически не подвергся партийным чисткам. Например, во время так называемого «обмена документов», проходившего весной-летом 1936 года, из 832 номенклатурных работников НКТП было уволено всего 11, из них 9 исключили из партии и арестовали.