1937. АнтиТеррор Сталина

Шубин Александр Владленович

Убийство Кирова вообще имело политический смысл лишь как часть более широкого заговора с целью устранения также Сталина и Молотова. Тогда оставшиеся не смогут удержать курс, вынуждены будут привлечь к руководству оппозицию (старую и новую, обнаружившуюся на съезде). Выкорчевывая старую оппозицию, Сталин постепенно начинает смотреть на этот процесс не как на цель, а как на средство, повод вычистить из партаппарата ненадежных и подозрительных людей, а заодно проверить на лояльность начальников вычищаемых кадров. Началась всесоюзная охота на террористов — на «Петрова и Сидорова».

Кремлевские тайны

Адмирал И. Исаков рассказывал: «По-моему, это было вскоре после убийства Кирова… В тот раз, о котором я хочу рассказать, ужин происходил в одной из нижних комнат. Довольно узкий зал, сравнительно небольшой, заставленный со всех

сторон книжными шкафами. А к этому залу от кабинета, где мы заседали, вели довольно длинные переходы с несколькими поворотами. На всех этих переходах, на каждом повороте стояли часовые — не часовые, а дежурные офицеры НКВД. Помню, после заседания пришли мы в этот зал, и, еще не садясь за стол, Сталин вдруг сказал: «Заметили, сколько их там стоит? Идешь каждый раз по коридору и думаешь: «Кто из них? Если вот этот, то будет стрелять в спину, а если завернешь за угол, то следующий будет стрелять в лицо. Вот так идешь мимо них по коридору и думаешь…» [195]

195

'Лубянка. Сталин и ВЧК—ОГПУ-НКВД. Январь 1922 — декабрь 1936. С. 599–606.

'Там же. С. 607.

С ума можно сойти, а не то что страной руководить. Для начала Сталин решил расчистить себе жизненное пространство в Кремле. После убийства Кирова началась тщательная проверка безопасности Кремля. В январе стали всплывать многочисленные нарушения дисциплины и даже более того.

Служащие Кремля сплетничали о «небожителях» и прежде всего о Сталине.

Наибольший интерес у участников этих бесед вызывала гибель жены Сталина Н. Аллилуевой, последовавшая 9 ноября 1932 г. То ли она покончила с собой, то ли он ее убил. Популярен был слух, что Киров был убит на почве личной мести. Обсуждалось «завещание Ленина». Из Кремля информация растекалась и дальше.

Расследование выявило, что информация течет от охранников. Так, помощник коменданта Кремля В. Дорошин вел антисталинские беседы с порученцем коменданта А. Синелобовым и слушателем Военно-химической академии В. Козыревым, который обвинял Сталина в диктаторстве. Позднее выяснилось, что круг командиров РККА, вовлеченных в оппозиционные беседы, был шире. В числе участников «контрреволюционных разговоров» оказались комендант Большого кремлевского дворца И. Лукьянов, начальник административно-хозяйственного управления Кремля П. Поляков, библиотекарши, в том числе Н. Розенфельд — жена сына Каменева. Источником информации о самоубийстве Аллилуевой стал сам комендант Кремля Петерсон.

Тенденция следствия заключалась в том, чтобы вскрыть разветвленный террористический троцкистский заговор. Сначала арестованные сопротивлялись этой версии, признавая только сплетни и антисталинские разговоры. Ну, еще запрещенные книги брали из секретной библиотеки и давали знакомым читать. Так, библиотекарша Е. Муханова характеризовала свою коллегу Н. Розенфельд как «советски настроенного человека», но признавала ее антисталинские настроения. По версии Розенфельд, самоубийство Аллилуевой было вызвано несогласием с политикой Сталина. Розенфельд «восхваляла Зиновьева и Каменева, считая, что они имеют все данные находиться у руководства». Другие сотрудницы сообщали, что убийство Кирова вовсе не огорчило Розенфельд. У Розенфель-дов дома собирался круг знакомых, где резко критиковали Сталина. Розенфельд могла достать пропуск в Кремль и на Красную площадь во время парада (а это уже — аналогии с делом об убийстве Кирова).

Одновременно в деле появились пикантные детали, касающиеся секретаря ЦИК, главного «завхоза» страны, старого большевика и друга Сталина Авеля Енукидзе. Оказывается, сотрудницы Кремля, среди которых немало бывших аристократок (их даже называли «дворянское гнездо»), часто бывают на даче Енукидзе, который им покровительствует в личном плане. Муханова стала рассказывать об интимных отношениях сотрудниц Кремля с сотрудниками. После визита к Енукидзе одной из дам, которую Муханова назвала «женщиной легкого поведения», та совершила своеобразный рывок в светском статусе — получила приглашение в правительственную ложу Большого театра и на трибуну Красной площади. [196] Это подтверждали и другие сотрудницы. А сотрудница секретариата ЦИК В. Ельчанинова нарисовала картину настоящего гарема Енукидзе, участницы которого получали от него подарки и, пользуясь высоким покровительством, игнорировали начальство (включая,

видимо, и саму Ельчанинову, очень этим раздраженную). Ельчанинова назвала восемь женских фамилий. [197] Женщины были арестованы. Допрашивая одну из них, Р. Миндель, следователи пытались раскрутить тему аморалки Енукидзе, но встретили сопротивление.

196

Там же. С. 608–609.

197

Там же. С. 636.

'Там же. С. 641.

Признав, что в кругу ее знакомых были приняты вольные нравы и что Енукидзе бывал у нее в гостях, интимную связь с Енукидзе она категорически отрицала. Действительно, дамочки из аппарата ЦИК и Кремля стремились сблизиться с Енукидзе и получить от него материальные блага (вплоть до квартиры в правительственном кооперативном доме), но насчет какого-то гарема — это сплетни. Не удалось следователям «раскрутить» Миндель и на участие в антисталинских разговорах. Ничего не знаю — и все тут. Эта тактика оказалась правильной. Миндель отделалась ссылкой.

Возможно, невольно Миндель подсказала следователям, как им нажать на Розенфельд. Она «очень нервная, издерганная и с повышенной возбудимостью. Она очень странный человек. Она озлобленный человек. У меня о ней такое впечатление, что вся ее жизнь замыкается в вопросе о сыне». Чтобы добиться признания от «новой Каплан», нужно арестовать сына.

Допросив сына Розенфельдов Бориса, следователи добились показаний от него, что, когда Каменева выслали в 1932 г., мать «в состоянии аффекта» сказала, что готова убить Сталина. [198] Нажав на Бориса посильнее, следователи за девять дней приблизили его показания к тенденции следствия. Мать, оказывается, несколько раз говорила, что готова убить Сталина. Борис рассказал также о своих беседах с отцом, который общался с Каменевым после его возвращения из ссылки: «Каменев чувствовал себя угнетенным, так как он устранен от политической деятельности, к которой Сталин его не допустит». Борис признал, что Каменев и Розенфельд пришли к выводу о «необходимости устранения Сталина» [199] (слово «убийство» не произнесено, речь может идти о политическом устранении).

198

Там же. С. 628.

199

'Там же. С. 628–629.

На этом этапе показания не совпадают с тенденцией следствия. Борис отрицает, что они с друзьями предпринимали какие-либо практические шаги к осуществлению терактов. Только вели разговоры.

А вот разговоры действительно были. У Бориса были общие знакомые с убежденными троцкистами, один из которых — Д. Азбель с живописными деталями рассказал о террористических разговорах молодых троцкистов и бухаринцев, с которыми он тоже общался. Показания Азбеля достоверны по двум причинам: во-первых, Азбель также отрицает практические приготовления к теракту, во-вторых, в них много живописных деталей (далеких от канцелярско-криминаль-ных штампов протоколов, продиктованных следователями) — от фразы А. Свердлова «Кобу надо кокнуть», произнесенную под впечатлением критической речи Бухарина перед учениками в 1930 г., до рассуждений о роли личности в истории. [200]

200

Там же. С. 644.

Когда следствие собрало «достаточный» материал с признаниями членов семьи Розенфельдов, был проведен допрос Каменева. «Ваш брат Н.Б. Розенфельд нами арестован за террористическую деятельность. На следствии он признал, что участвовал в подготовке убийства тов. Сталина, и показал, что его террористические намерения сформировались под вашим участием. Что вы можете показать по этому вопросу?» [201] Ну что тут ответишь. Да, антисталинские разговоры были. Не более того.

201

Там же. С. 649.