1938: Москва
Шрифт:
У «вязаных» самолетов было всего три недостатка: ядовитые испарения компонентов фенольных смол, сверхвысокие требования к культуре производства и невозможность создания одним куском крупных машин. При всех своих достоинствах, технология не позволяла целиком изготовить крупный транспортник. Склеенный из кусков, он был уже не так прочен, как целиковый «кокон». Но, пока для Германии алюминий был дорог, а щепа, каменный уголь и педантичные работники имелись в достатке — немцы с упорством шелковичных червей продолжали «наматывать» истребитель за истребителем.
Рабочие вынули из-под колес башмаки, отжали тормоза, прицепили
Подъехал фургончик с бензином и компрессорами, воткнули шланги и присоединили к радиаторам гофрированные рукава. К двигателю, размотав несколько десятков метров кабеля, начали подключать диагностический стенд. Тележка, на которой было несколько стоек с осциллоскопами, самописцами и разными другими хитрыми приборами, осталась в тени ангара, техники сноровисто повтыкали кабели к датчикам на раскрытом двигателе.
— Пожалте крутить, товарищ летчик! — крикнул Котов
Серебров перекинул ногу через руль мотоцикла и прошел к самолету. Нагретая солнцем машина пахла неповторимой смесью запахов лака, бензина, пороховой гари и нагретой резины. Ух! Серый борт изрядно разогрелся за то короткое время, пока самолет стоял на солнце.
Он забрался в жаркую, пахнущую бензином и кожей, кабину.
Так… Тумблер сюда, тумблер сюда. Качнулись, оживая, стрелки на приборах.
— Запуск, холостые и малый газ!
— Есть…
Подкачали, тумблер вверх, на кнопки…
Стартер взвыл, заскреб железом по железу, из патрубков фыркнуло седыми струями распыленного бензина, еще полсекунды — справа, потом слева вылетел белый дым и вот он принялся, зарычал, ритмично выплескивая изо всех шестнадцати патрубков прозрачное сиреневое пламя — первая группа, третья группа, вторая, четвертая.
Убедившись, что двигатель прогрелся, Серебров посмотрел на обороты, снял обогащение смеси с автомата и подрегулировал его до нужного значения, проверил установку шага лопастей.
«Готово, можно писать показания». Пытаться перекричать работающий «Сапсан» было бесполезно, поэтому общались условными жестами.
Из ангара ответили так же жестами — «В норме, пишем. Поднимайте постепенно мощность».
Серебров плавно двинул ручку вперед. Стрелка тахометра поползла вправо, самолет задрожал, разгоняя пыльный шлейф. Появился фирменный звук А.300, низкий вой, который создают кромсающие воздух лопасти. Туда же, вправо, поползли стрелки, указывающие температуру. Вдоль кабины понеслись потоки горячего, пахнущего выхлопом, воздуха.
«Газ на половине», он высунулся из кабины и помахал рукой технику, управляющему продувкой радиаторов: «Давай, давай, поддай воздуху, греемся же!»
«Есть половина, продержите три минуты и снижайте газ».
Прогоняв двигатель положенное время и нагрев его, Серебров начал по миллиметру сдвигать ручку назад.
«Хорошо, хорошо, пишем. Подержите на холостом»
«Понял».
Рев начал стихать, превращаясь обратно в холостое рычание и пофыркивание.
Потом международное — ладонью по горлу, выключай движок.
Серебров перекрыл подачу топлива. Фыркнув несколько раз и встряхнув самолет, двигатель остановился, лопасти, качнувшись, замерли. Было слышно тиканье остывающих патрубков.
Подтянулся
— Ну, как?
— Как часы, товарищ летчик. Швейцарские, с репетицией. Завидую вам белой завистью
— Добро
Подошел Котов с белой лентой, которую разукрасил разноцветными волнистыми или ломаными полосками серебровский «Сапсан».
— Все в норме, можно летать. Подпишите, что сняты данные…
Серебров кивнул и поставил поданной ручкой подпись.
Ему, механику в прошлом, эти манипуляции с щупальцами-датчиками, пляшущими на круглых экранах кривыми и дергающимися огоньками на пультах, были не очень понятны. Как техник он «вырос» в те времена, когда двигатели слушали, рукой проверяли вибрацию, работу карбюраторов и фазы распределения зажигания в прямом смысле «вынюхивали» и «высматривали» и на все про все хватало головы, рук и комплекта гаечных ключей.
Но не верить этим премудрым «ламповым головам» тоже не было оснований, исправные приборы никогда не ошибались. И потому от каждого двигателя, произведенного в Советской России после 1935 года, не зря шел в кабину толстый жгут проводов от различных «геберов» и «мессфюлеров» производства Казанского электрозавода.
Да и насчет швейцарских часов с репетицией тоже все вполне верно. Время можно посмотреть и по советским армейским «ЧН-36» (говорили, что ими можно с одинаковым успехом забить гвоздь и человека насмерть, и они сохранят точность хода), а вот хочешь нежный перезвон и виртуозный мелкий гильош на циферблате — изволь раскошелиться.
Британский строевой «супермарин» стоит на выходе с завода в Кастл Бромвич девять с половиной тысяч фунтов. На эти деньги можно купить дом и год жить в нем семьей, если не безумствовать. Такие самолеты в сочетании с прекрасной выучкой строевых летчиков до сих пор позволяют Британии оставаться Британией. Точно такой же отличный строевой самолет — советский И-165, гроза небес, ни в чем не уступающий «супермарину». Стоимость на выходе с завода для частных лиц — с учетом курса около девяти семисот.
Лучше их были только отдельные «авторские» машины из бывших САСШ, выпускаемые по 2–3 штуки, под заказ, и мелкосерийная продукция «Праги» и «Аэро», собираемая в отдельных цехах вручную.
Чехословацкий младший брат «супермарина» А.300, был на двести кило легче и на двадцать пять километров в час быстрее своего оригинала. При этом у него был больший секундный залп и радиус действия. Он стоил, в пересчете с крон на фунты, двенадцать с половиной тысяч.
Сменить балансировочные болванки в крыльях на комплект вооружения обходилось еще в полторы тысячи. Замена «Праги тип 61» на советский «Сапсан» — еще тысяча (советский двигатель был чуть легче за счет другого сплава в картере двигателя и облегченной поршневой группы). Замена половины дюраля в обшивке дуроном, металлические или дуроновые лопасти винта особого профиля, радио на кристаллических элементах Лосева, усиленное за счет экономии массы бронирование из советских алюминиевых сплавов с дуроновым подбоем, специальная "ледяная", долго держащая полировку, краска и другие полезные практикующему воздушному пирату или наемнику нововведения, позволяющие отыграть бесценные километры, секунды, килограммы и литры — почти две трети стоимости нового самолета. И каждый раз — перебалансировка, проверка, облет и так далее.