1938: Москва

Богданов Сергей

В общем получилось ровно: в каждой паре был любитель ближнего боя со взрывным темпераментом и «технарь» с манерами снайпера, разве что в паре Серебров-Голуа разница стилей была значительно меньше, чем в союзе «мастера клинча» Алехина и «соколиного глаза» Бойингтона.

Серебров давно заметил — чем ярче личность аса, тем более резкую противоположность его поведению на земле представляет его манера летать и вести бой. Будь он чуть романтичнее, то это могло бы прозвучать «по-настоящему быть собой можно только в небе».

Работать

над своим образом он считал ненужной блажью. Он не снимался для открыток и не давал пространных интервью газетам, как Ллойд «Шоустоппер» Кроуфорд из «Бродвейских бомберов». И уж тем более не занимался воздушными боями в свободное от съемок время, как «Голливудская блонд-бомба» мисс Чарли (Шарлотта) Стил или в перерывах между оперными сезонами, как Алессандро «Черный князь» Фарнезе.

По давно устоявшемуся мнению Сереброва, самая лучшая статья — это заметка размером с папиросную пачку. Но зато в этой самой «пачке» обязательно должны быть 2–3 сбитых самолета и его имя. А сама «пачка» — на третьей, лучше — на первой странице «Асахи симбун», «Аласкан Трибьюн», «Вестей Совета Красных Инженеров», «Фигаро» или «Пражского слова». Впрочем, полминуты в радионовостях — это тоже достижение, как и пара-тройка свежих некрологов в лондонской «Таймс». Это увеличивает твою стоимость.

Настал черед «сладкого» — на свет божий были извлечены пухлые желтые конверты с радужными веерам кредитных чеков Профсоюза. В соответствии с заявленными накануне условиями, каждый из летчиков получил в исчислении полный боекомплект, полные баки, зарядку аккумуляторов, техническое обслуживание, необходимый ремонт и все остальное, что нужно, чтобы превратить человека с боевым самолетом в летчика в готовой к бою машине.

— Вот она, моя радость! — воскликнул Бойингтон, коротким движением с пулеметным звуком вырывая из конверта с наличностью перфорированную полосу.

— Сверим отчетность, товарищи… — представитель Профсоюза раздал всем четверым листы с рядами цифр и достал самопишущее перо.

— Согласен, — Алехин как бывалый картежник одной рукой мгновенно переворошил пачку чеков на бензин, патроны и обслуживание, пересчитал деньги и каллиграфически написал свою фамилию.

Бойингтон, сопя — сказывались традиции настоящего «рэднека» — не торопясь, перебирал кредитки, потом взял ручку, замер на секунду в торжественном молчании и украсил бумагу старомодной с завитушками подписью.

Серебров быстро перелистал пачку и расписался, передав перо луизианцу, оставившему летящий росчерк — MG.

— С этого момента вы, товарищи, считаетесь официально законтрактованными. Прошу соблюдать осторожность, блюсти здоровье и за 6 часов до боевого вылета находиться в непосредственно близости от своих машин и на связи. Ни пуха…

— К черту!

Серебров рассовал чеки и кредитки по карманам штанов, листок с кодами радиопозывных и частотами аккуратно сложил и спрятал в нагрудный карман рубашки.

—

Джентльмены, мой запрос на двадцатку отменяется… Кто обедать в Bazaar?

Алехин покачал головой — насколько знал Серебров, он сейчас поедет на Павелецкий аэроузел (как полный гражданин Советской России он имел право базироваться на советском военном аэродроме, а не на специальном международном летном поле) и будет скрупулезно готовиться к вылету, проверяя каждый винт и патрон в пулеметной ленте. Голуа отправится на Ходынку — надо бы заглянуть, в каком бишь ангаре он остановился… А Бойингтон, скорее всего, воздержится от обычных полутора литров крепкого пива и после обеда тоже поедет готовиться к вылету.

1938 М-11

В холле «Москвы» Сереброва ждали едва слышный свинг из ресторана, прохлада и аромат сосны, смешанный с запахом ирисов. Июль, в отеле подчеркивают прохладу, которую обеспечивают гигантские кондиционеры, ароматами.

Мосс была уже внутри — с высоким бокалом «техасского чая» (много превращенного в крупу льда, холодный чай, лимонный сок, аккуратный кружок лайма, немного бренди). На соломинке вампирски-алый след губной помады.

— С удачей?

— Вроде того, — проворчала она, отставляя бокал, — Меня сочли за экзотику и потому допустили дикую техаску к звезде на 15 минут. Чертовы европейские снобы… Но я договорилась на эксклюзивное интервью в Хьюстоне — Истомина и Мосс, десять тысяч знаков в «искусстве» и «голова» на первой странице!

— Прекрасно, мисс

— А вы, мистер Сильвер, готовы дать мне интервью? Пусть это не совсем искусство, но за голову одного из асов с мировым именем мне простят небольшое отклонение от моей обычной темы

Серебров внутри себя ощутил нечто среднее между опечаленным вздохом (не забыла и не отвязалась) и уверенным международным жестом (а вот тебе, вместо интервью!).

— Если вы позволите, я предложил бы перенести его на более поздний срок

Она наклонила голову и чуть прищурилась.

— Так. Ну а если я предложу вам провести сегодняшний вечер каким-нибудь интересно?

Новомодное увлечение свободных женщин: половая агрессия. Серебров едва удержался от того, чтобы фыркнуть в голос.

Великая война, Великая депрессия и Великая Испанка укоротили не только юбки. Женщины стали хищницами, а пистолет в подмышечной кобуре стал лишь видимым аксессуаром большой перемены случившейся в прелестных головках по всему земному шару.

Куда пропал принцип мягкой женственности «суй», воплощением которого были тайю из Киото? Впрочем, настоящих тайю совсем почти не осталось. Нынче даже миром правит безудержное взбалмошное токийское «цу», вечно гонящееся за модой, экстравагантное и шокирующее — с парижскими и московскими (и даже более экстравагантными) туалетами, запредельной электрической музыкой и дикими «романтическими» историями.