1939: последние недели мира. Как была развязана империалистами вторая мировая война.
Шрифт:
Поверив своему партнеру, Муссолини и Чиано долгое время не обращали внимания на донесения итальянского посла в Берлине Аттолико, сообщавшего о военных приготовлениях Германии. Но в середине июля он прислал алармистское письмо: война у порога, гитлеровцы не намерены ожидать разрешения Италии напасть на Польшу; предполагаемое время нанесения удара – конец августа. Кроме того, информация, которой располагал Рим, давала основание полагать, что западные державы выступят в поддержку Польши. Сыграла свою роль, в частности, и упоминавшаяся выше телеграмма из Лондона английскому послу в Риме Лорену, выкраденная итальянской разведкой.
С первых же слов при встрече с Риббентропом Чиано понял, что Гитлер и его окружение уже приняли решение о вторжении в Польшу, не посоветовавшись со своим союзником. На все доводы Чиано Риббентроп отвечал: западные державы станут «бесстрастно наблюдать, как Польша будет раздавлена Германией».
Разговор происходил во время прогулки перед завтраком.
–Все же, Риббентроп, чего вы хотите, Данциг или коридор? – спросил Чиано.
–Уже не то и не другое, – холодно возразил собеседник. – Мы хотим войны!
На следующий день Чиано направился в «Бергхоф». Войдя в залу, он к своему удивлению увидел, что Гитлер вместе с большой группой генералов, среди которых были Кейтель, Редер, Гальдер, погружен в изучение многочисленных военных карт, разложенных на длинном столе. «Фюрер» принял гостя с изысканной любезностью, не забыв подчеркнуть свое высокое мнение о Муссолини и высказать ряд лестных замечаний в его адрес. Поразив Чиано, не подготовленного к такому спектаклю, своей «военной эрудицией», Гитлер стал пространно доказывать ему «неуязвимость» Германии на западе, «полную бесперспективность» каких-либо военных акций Англии и Франции на Рейне, а затем без обиняков заявил о намерении в самое ближайшее время «разрешить» вопрос с Польшей. Как бы между прочим он высказал мысль, что Италии тоже следовало бы ликвидировать другого «ненадежного» нейтрала на востоке – Югославию.
Дождавшись конца монолога, Чиано изложил соображения Муссолини о желательности отсрочки войны и предложил проект совместного коммюнике. Там предусматривалась возможность мирного разрешения кризиса, «дуче» явно тянул к организации нового Мюнхена. Однако «фюрер» был категоричен: твердо решил «действовать быстро». Франция и Англия, несомненно, предпримут театральные жесты против Германии, но на войну не пойдут. Он абсолютно уверен, что конфликт будет локализован и поэтому у Италии нет основания беспокоиться, что она будет втянута в него. Сославшись на поздний час, Гитлер прервал на этом беседу.
Чиано вернулся в гостиницу обиженный и растерянный. «Наша судьба их не интересует, – записал он в дневнике, вспоминая беседы с Гитлером и Риббентропом. – Они знают, что исход войны будет решен ими, а не нами… Завтра наступит очередь Венгрии, а затем и наша». Чиано забыл, что еще недавно был горячим поклонником нацистской Германии, – не случайно в Италии поговаривали, что, находясь в Риме, он открывал свой зонтик, если шел дождь в Берлине…
Вечером Чиано совещался с Аттолико. Не без основания опасаясь, что повсюду установлены замаскированные микрофоны, они заперлись в ванной и говорили вполголоса под шум льющейся из кранов воды.
– Мы больше не обязаны сохранять
Отношения недоверия и неприязни ощущались так остро, что итальянский министр не на шутку был встревожен: удастся ли благополучно вернуться домой? Экипаж его самолета круглосуточно находился на борту, опасаясь диверсии со стороны гитлеровской агентуры.
Переговоры были завершены на следующее утро. Как отмечает присутствовавший в «Бергхофе» П. Шмидт, переводчик Гитлера, Чиано на этот раз капитулировал по всей линии. Когда «фюрер» вновь заявил о своей «железной уверенности» в том, что западные державы не выступят, итальянский дипломат уклонился от возражений. «Вы столько раз оказывались правыми, когда мы думали иначе, что, возможно, вы будете правы и на этот раз», – заявил он. Не была ли такая позиция результатом мрачных мыслей и опасений, которые не покидали его ночью? Весьма возможно.
–Когда следует ожидать начала событий? – поинтересовался Чиано в конце беседы.
–Как считает германский генеральный штаб, операция потребует от четырех до шести недель; поскольку с середины октября дожди и туманы делают невозможным использование польских дорог и аэродромов, последний срок начала операции – конец августа.
Затем последовало любезное прощание. Гитлер выразил пожелание принять «дуче» в качестве гостя на музыкальных вечерах в Байрете. При этом он явно не имел в виду обсуждения каких-либо политических вопросов…
В чем состоял замысел разыгранного нацистской дипломатией спектакля? Совершенно очевидно, одной из целей было стремление «вдохнуть энергию» в итальянского союзника, о чьих слабостях и колебаниях в Берлине хорошо знали. Вне поля зрения буржуазных исследователей часто остается другая сторона дела. Гитлеровцам были известны доверительные отношения между итальянцами и англичанами. «Каждый меморандум, который я направлял дуче, – заявил Гитлер своим приспешникам, вспоминая связанные с началом войны события, – немедленно передавался в Лондон. Поэтому я писал ему только то, что желал сделать известным в Англии».
Таким образом, «неприступные» блиндажи «линии Зигфрида», крупным планом изображенные на картах, около которых Гитлер более часа продержал Чиано, разглагольствования о военных преимуществах Германии в отношении западных держав – все это было призвано повлиять на воображение политических лидеров Англии, удержать их от какого-либо вмешательства в германо-польский конфликт. Отметим, что англичанам был сообщен и намеченный срок вторжения в Польшу – конец августа.
Записку об итогах поездки в Зальцбург Чиано набросал в самолете по пути домой. В дневнике он сделал в тот день следующую запись: «Я возвращаюсь в Рим, разочарованный в Германии, в ее руководителях, в их образе действий. Они нас обманули, и они нам лгали…»
Сообщив Муссолини результаты переговоров, Чиано предложил заявить Гитлеру, что в случае возникновения вооруженного конфликта Италия не будет участвовать в нем.
«Дуче» озабочен. Он нервно потирает мясистый подбородок, кивая головой в знак согласия.
– А что Гитлер сказал обо мне? – вдруг спросил он.
– Высказался в очень лестных выражениях…
Муссолини неожиданно поднимается и, крепко упершись обеими руками в тяжелый письменный стол, словно подчеркивая твердость своего решения, говорит: