1939: последние недели мира. Как была развязана империалистами вторая мировая война.
Шрифт:
Согласно другим источникам, гитлеровцы располагали еще более важными сведениями в отношении военных планов Англии и Франции на случай, если рейх нападет на Польшу. По данным германского посольства в Лондоне, добывшего секретные сведения, Англия не хотела направлять на континент свои экспедиционные силы до тех пор, пока не будут подготовлены по меньшей мере семь дивизий, что сможет быть осуществлено лишь весной 1940 г. или позже. В более ранние сроки для успокоения общественного мнения возможна посылка только символических сил.
Еще большее значение для Гитлера имела вторая часть сообщения: французское правительство информировало англичан, что его войска не начнут наступательных действий
Характер информации и тот факт, что поступила она из Лондона, заставляют снова вспомнить о «танцующем фавне». Не его ли это почерк – «косвенными» средствами влиять на развитие событий в угодном для британских правящих кругов направлении? Похоже, что указанные сведения были намеренно подброшены гитлеровцам английскими спецслужбами. Такова оборотная сторона пресловутых «гарантий», официально и торжественно предоставленных Польше.
Это объясняет, почему Гитлер, инструктируя своих генералов, держался столь самоуверенно. В заключение он сказал следующее: возможно, Англия заявит резкий протест, отзовет своего посла или даже наложит полное эмбарго на торговлю, «но, безусловно, не предпримет вооруженного вмешательства в конфликт».
Опасаясь войны на два фронта, генералы с нетерпением ждали, что скажет «фюрер» об англо-франко-советских переговорах о пакте взаимной помощи. Здесь выявляется новый факт, существенно дополняющий представление о том, почему Гитлер уже в середине августа, расценивая обстановку как исключительно благоприятную, принял решение о вторжении в Польшу. Согласно официальным английским источникам, летом 1939 г. германская разведка имела своего агента в Форин оффисе. В результате с самого начала переговоров СССР с Англией и Францией гитлеровцы были, как отмечает западногерманский исследователь Г. Буххайт, «полностью и незамедлительно» осведомлены относительно их содержания [51] .
51
По свидетельству Д. Дилкса, издателя мемуаров А. Кадогана, министерство иностранных дел Великобритании узнало об этой утечке информации только в 1940 г.
Можно себе представить, с какой жадностью и интересом, с какой радостью гитлеровская верхушка читала в перехваченных разведкой документах следующие строки из письма Стрэнга, посланного из Москвы Галифаксу 20 июля 1939 г.:
«Русские… вряд ли вступили бы в переговоры вообще, если бы они не считали, что трехстороннее соглашение им выгодно… Если мы не доверяем им, то в такой же мере они не доверяют нам… Их недоверие и подозрения в отношении нас не уменьшились в результате переговоров, так же как, по моему мнению, не увеличилось их уважение к нам. Тот факт, что мы выдвигали одну трудность за другой по вопросам, которые они считают несущественными, создало впечатление, что мы, возможно, серьезно не стремимся к соглашению…»
Учитывая трагический опыт 1938 г., когда Франция, связанная договором о взаимопомощи с Чехословакией, ничего не сделала для ее спасения от германо-фашистской агрессии, Советское правительство с самого начала поставило условие: политический договор должен дополняться военной конвенцией, причем они вступят в силу одновременно и будут составлять единое целое. Целесообразность и необходимость этого требования очевидна каждому непредвзято мыслящему человеку,
«Несмотря на то что Советское правительство придает началу военных переговоров принципиальное значение, – сообщал он английскому послу в Москве Сидсу 21 июля 1939 г., – я пошел бы на немедленное начало военных переговоров только в крайнем случае… Мне это не нравится, и я готов согласиться с этим предложением, лишь если угроза разрыва переговоров… будет представляться неизбежной… Этот компромисс позволит избежать окончательного прекращения переговоров и создаст впечатление в других местах о практическом сотрудничестве между Россией, Францией и нами». Риббентроп, несомненно, злорадно улыбался, читая эти размышления по поводу «других мест».
Как выгодный политический маневр расценивал согласие западных держав на ведение военных переговоров с СССР и английский посол в Москве Сидс. Отметив, что «переговоры можно было бы с успехом растянуть на ближайшие несколько опасных месяцев», он писал в телеграмме Галифаксу 24 июля 1939 г.: «Практически с точки зрения общественности и в международном плане мы таким путем (не взяв на себя никаких обязательств) выиграем больше, чем получили бы в результате в общем-то академической декларации, к которой мы стремились весной этого года».
Итак, политическое руководство рейха имело возможность убедиться, что его оценки были верны. Начав весной 1939 г. переговоры с Советским Союзом, западные державы стремились лишь к «академической декларации» и не собирались брать на себя «никаких обязательств»! Приведем еще одну телеграмму, которая поступила в Лондон от посла в Москве накануне описываемого совещания в «Бергхофе», 13 августа, в 9.30 утра. Таким образом, не исключено, что ее содержание тоже стало известно Гитлеру. В этой депеше, напоминая содержавшееся в инструкции английской военной миссии указание вести переговоры как можно медленнее впредь до подписания политического соглашения и отмечая, что советская сторона, очевидно, не пойдет на договоренность по политическим вопросам, пока не будет достигнут определенный успех в военных переговорах, Сидс писал:
«В этих условиях я полагаю, что военные переговоры, по-видимому, не дадут других результатов, кроме того, что снова вызовут у русских опасение, что мы не относимся к делу серьезно и не стремимся к заключению конкретного и точного соглашения…
Я был бы признателен за скорейшую, по возможности, информацию, желает ли правительство его величества достичь какого-либо прогресса в военных переговорах, помимо расплывчатых общих заявлений…» Все признаки говорят о том, добавлял посол, что «советские военные представители, ведущие переговоры, действительно стремятся к достижению соглашения».
Документы необычайно красноречивы и не нуждаются в пояснениях. В данном случае важно другое. Того, о чем в них говорилось, Советское правительство еще не знало. Коварные планы тщательно маскировались фразами о желании сотрудничать. Все это советской дипломатии еще предстояло разгадать.
Но Гитлер, созывая своих генералов 14 августа, уже точно знал: западные державы не заинтересованы в заключении боевого союза с СССР. Поэтому он и считал сложившуюся обстановку «исключительно счастливой».
– Россия, – заявил он, – не связана какими-либо обязательствами в отношении Запада. И ни в малейшей степени не намерена таскать для других каштаны из огня.
Касаясь советско-германских отношений, «фюрер» был вынужден ограничиться констатацией, что удалось установить «слабые контакты» по экономическим вопросам и предполагается посылка в Москву представителя для ведения переговоров.
Так выглядела ситуация, когда Гитлер принял решение о вторжении в Польшу и назначил дату – 26 августа.