1939: последние недели мира. Как была развязана империалистами вторая мировая война.
Шрифт:
Известный западногерманский автор М. Фрёунд, издавший три тома документов, посвященных истории возникновения второй мировой войны и не побрезговавший включить туда самую низкопробную антисоветскую стряпню, следующим образом характеризует оценку Германией сложившейся в тот момент обстановки: «Посылка западных военных придала переговорам между Москвой и Западом реальный и угрожающий характер. С другой стороны, противоречия между западными державами и Кремлем были достаточно очевидными, чтобы рейх мог не сомневаться в наличии у него шансов».
То, что Фрёунд называет «противоречиями», в действительности было нежеланием западных держав пойти на подписание честного договора.
Германская дипломатия начала проявлять нервозность. 1 августа Шулленбург запрашивает прием у наркома и получает согласие на 3 августа. Но Риббентроп
Советской дипломатии был ясен подлинный смысл тактических маневров рейха. Фашистские руководители, сообщал в эти дни поверенный в делах СССР в Берлине Астахов, отнюдь не собираются «всерьез и надолго соблюдать соответствующие эвентуальные обязательства. Я думаю лишь, что на ближайшем отрезке времени они считают мыслимым пойти на известную договоренность в духе вышесказанного, чтобы этой ценой нейтрализовать нас… Что же касается дальнейшего, то тут дело зависело бы, конечно, не от этих обязательств, но от новой обстановки, которая создалась бы в результате этих перемен и предугадать которую я сейчас не берусь».
Это донесение Астахова – одно из документальных свидетельств, поясняющих, почему СССР стремился к заключению эффективного договора с Англией и Францией и уклонялся от политических переговоров с Германией. Как и прежде, сдержанную позицию занял нарком и в беседе с Шулленбургом 3 августа. «Советский Союз, – сообщал в Берлин свое впечатление о беседе германский посол, – в настоящее время полон решимости заключить соглашение с Англией и Францией».
С середины августа, когда в Москве начались военные переговоры, германская сторона начала действовать особенно настойчиво. По поручению своего правительства Шулленбург заявил: «Если Россия предпочтет союз с Англией, она неминуемо останется одна лицом к лицу с Германией, как в 1914 г. Если же Советский Союз предпочтет взаимопонимание с нами, он обретет безопасность, которую так хочет, и получит все гарантии ее обеспечения».
15 августа германское правительство направило в Москву телеграмму с предложением о визите Риббентропа для переговоров. 20 августа Гитлер телеграфировал лично Сталину. Он сообщил, что в отношениях между Германией и Польшей каждый день может разразиться кризис, в который будет вовлечен и Советский Союз, если безотлагательно не согласится на заключение с Германией договора о ненападении. В связи с этим он еще раз высказывал просьбу принять германского министра иностранных дел, который будет облечен всеми полномочиями для ведения переговоров и подписания пакта 22 или самое позднее 23 августа.
Была ли возможность снова отклонить это предложение? Нет, поскольку к тому времени переговоры с западными державами окончательно зашли в тупик.
В планы Советского правительства не входило заключение договора с Германией. На протяжений всего предвоенного периода Советский Союз пытался решить задачу обеспечения своей безопасности при условии безопасности всех миролюбивых государств. Он был самым настойчивым и последовательным поборником идеи коллективной безопасности в Европе.
Западные державы открыто порвали с принципами коллективной безопасности и стали на путь обеспечения своих империалистических интересов за счет других государств. Провоцирование советско-германского конфликта стало основным содержанием дипломатических маневров Англии, Франции и США. С откровенным цинизмом эту мысль высказал Буллит в беседе с польским послом в Вашингтоне Потоцким: «Вполне отвечало бы желаниям демократических государств, если бы на востоке произошло
При оценке сложившейся ситуации необходимо было также иметь в виду серьезную опасность, которую представляли для нашей страны агрессивные замыслы японских милитаристов. В мае 1939 г. они развязали военные действия на монгольской границе в районе Халхин-Гола. В соответствии с договором советские войска пришли на помощь братской МНР. Рассчитывая на сложность стратегического положения СССР в связи с угрозой со стороны фашистской Германии, Япония использовала против МНР крупные силы. И здесь западные державы, прежде всего США и Англия, проводя политику «дальневосточного Мюнхена», поощряли агрессора и толкали его против СССР. Характерным в этом отношении было заключение Англией соглашения с Японией (так называемого соглашения Арита-Крейги от 24 июля 1939 г.), которое обеспечивало японским милитаристам тылы в их антисоветской авантюре.
Таким образом, международное положение Советской страны было до крайности тяжелым: у западных рубежей СССР война грозила вспыхнуть с минуты на минуту, у дальневосточных его рубежей она фактически велась.
В создавшихся условиях правительство СССР приняло единственно правильное решение – дало согласие на прибытие в Москву германского министра иностранных дел. 23 августа был подписан советско-германский договор о ненападении. Это вынужденное решение Советского правительства явилось дальновидным и полностью оправдавшим себя шагом. Даже временное продление мира было для СССР чрезвычайно необходимо, ведь война могла начаться в самых невыгодных для нашей страны условиях: в состоянии полной изоляции и сразу на двух фронтах – против Германии и против Японии. Устраняя опасность вовлечения СССР в войну в столь тя желых условиях, правительство выполняло свой долг перед советским народом. Вместе с тем оно выполняло и свой интернациональный долг перед трудящимися всех стран, использовав единствен ное оставшееся в его распоряжении средство для упрочения и сохранения Советского Союза как главного оплота социализма и демократии во всем мире. «ЦК ВКП(б) и Советское правительство, – справедливо отмечал маршал Г.К. Жуков в своих мемуарах, – исходили из того, что пакт не избавлял СССР от угрозы фашистской агрессии, но давал возможность выиграть время в интересах укрепления нашей обороны, препятствовал созданию единого антисоветского фронта».
Лошади жуют овес, дипломаты тихо беседуют
Что может быть чудесней прогулки верхом в погожий летний день? Да еще в приятном обществе. Поэтому не было ничего удивительного в том, что первый секретарь посольства США в Москве Ч. Болен летом 1939 г. регулярно совершал такие прогулки вместе с молодым германским дипломатом Г. Биттенфельдом. Все происходило вполне естественно: американское посольство арендовало дачу для своих сотрудников в живописных местах в 17 км от Москвы по Минскому шоссе, приобрело и пару лошадей. Упомянутый сотрудник германского посольства был обычным участником собиравшихся там на уик-энд компаний, и по привычке его называли просто Джонни.
Как стало известно из опубликованных спустя 30 лет мемуаров Болена, маршруты совершавшихся прогулок были самым тесным образом связаны с маршрутами мировой истории.
«Хотя Джонни всегда, казалось, был откровенен со мной при обсуждении международных вопросов, я был несколько удивлен, когда 16 мая 1939 г., вернувшись из поездки в Иран, он сообщил мне некоторые секретные сведения». Так начинает автор мемуаров свой рассказ об упомянутых прогулках.
Что сообщил ему Джонни? Пока это был только сигнал: германского посла в Москве Шулленбурга, выезжавшего в Иран в качестве официального представителя рейха на церемонии бракосочетания дочери шаха, неожиданно вызвали для консультаций к Гитлеру. Еще не зная ничего конкретно, необычайно разговорчивый сотрудник германского посольства дал понять Болену: в Берлине «что-то замышляется». Болен, разумеется, немедленно направил шифротелеграмму в госдепартамент, предупредив о необходимости держать полученные сведения в строжайшем секрете, дабы не поставить под угрозу источник информации.