1942: Реквием по заградотряду
Шрифт:
– Ага, – сказал Костя. – А румыны, понятное дело, воевать не умеют. Наши – умеют, немцы – тоже умеют, хуже, чем наши, но лучше, чем всякие там итальянцы с венграми… И как только они до Сталинграда все дошли? И Одессу, между прочим, румыны взяли, и в Севастополе, а так – да, не умеют воевать…
Несколько пуль ударили по брустверу, засыпали дно окопа комками сухой земли.
– А ведь мог сидеть у тебя дома, смотреть телевизор и жрать окорочка… – мечтательно произнес Костя, стряхивая землю с сапог. – Понесла меня нелегкая обратно на войну…
– Рот закрой, дошутишься сейчас… – Севка встал на колени и попытался выглянуть из окопа, но пуля, свистнув над самой головой, предупредила, что не стоит делать глупости. – Вот ведь… И что будем делать?
Снаряды начали рваться чаще, по четыре снаряда с двухсекундным интервалом.
– У них там батарея! – крикнул Костя, пытаясь перекричать взрывы. – Калибр около семидесяти пяти, но надолго их таким темпом не хватит. Сколько там они с собой в упряжках возят?
Рвануло над самым окопом, Костя пригнулся и замолчал.
– Они огонь переносят или мне кажется? – прислушался Костя. – Пули только свистят, я не слышу ударов. И рвануло на вершине…
Севка выглянул из окопа, схватил свой «МГ» и поставил его на бруствер. Поправил ленту и нажал на спуск.
Цепь румын приблизилась к высоте метров на пятьдесят. Или даже ближе. Спешенные кавалеристы теперь не шли – бежали, пригнувшись, чтобы поспеть за огненным валом. Молча бежали и не стреляя.
Очередь из «МГ» подсекла троих.
– Огонь! – заорал Севка, и, опередив его крик на долю секунды, ударили «максимы».
В два ствола, крест-накрест, на уровне груди. Румыны не успели лечь. И поэтому начали падать. Каким-то образом Игорешин перетащил-таки под обстрелом пулеметы на фланги, и теперь «максимы» заливали атакующих фланкирующим огнем.
Севка бил короткими очередями, пытаясь достать тех, кто был без винтовок и кто махал руками, призывая румын не ложиться, а броском преодолеть оставшееся расстояние до окопов. Двух или трех офицеров он срезал. Одного, похоже, только ранил, двое солдат подхватили его за руки и за ноги и понесли в тыл.
– А знаешь, что по поводу «максима» сказано в наставлении? – крикнул Костя.
– Что?
– А то, что станковый пулемет в открытом бою недоступен для пехоты противника, пока есть патроны и жив хотя бы один пулеметчик.
– Значит, у нас это ненадолго…
Атака захлебнулась, румыны побежали к высоткам, Севка, надсаживаясь, прокричал, чтобы прекратили огонь, чтобы экономили патроны, и тут пушки снова накрыли окопы.
Взрыв-взрыв-взрыв-взрыв…
Один снаряд ударил точно в один из окопов, взметнулся огонь, смешанный с землей, потом вылетел язык пламени, накрывший окоп по соседству. С криком из него выскочил горящий человек, бросился вверх по склону, но далеко убежать не смог – его срезала пулеметная очередь. Красноармеец упал метрах в десяти от окопа, в котором сидели Севка и Костя.
Лежал и горел, пока следующий снаряд не смешал его с землей.
– Мать-мать-мать… – Севка сорвался в крик, закашлялся и замолчал, виновато оглянувшись на Костю. – А жить-то хочется…
– Что?
– Старая шутка… – Взрыв, свист осколков, крик. – А жить-то хочется, а ножки тонкие…
– Тонкие, – кивнул Костя. – И дрожат. Мы тут с тобой под обстрелом… – Костя посмотрел на часы. – Еще и часа нету, а уже хочется маму звать и, того и гляди, исподнее менять придется. А кто-то год в боях. И не в таком, как этот, а в настоящем. С танками и самолетами… Черт, напророчил, кажется…
Пушки замолчали, продолжали молотить пулеметы, но они не мешали слышать рев двигателей. Много двигателей, сильный рев…
Севка ощупал бутылки, стоявшие на дне окопа. Поправил тряпки, торчавшие из горлышек.
– У тебя спички есть? – спросил он у Кости.
– Газовая, одноразовая, – сказал Костя. – Не удержался, захватил…
– Вот удивятся поисковики, когда твою могилу раскопают, – пробурчал Севка.
– И тебе всего хорошего, – засмеялся Костя. – Сейчас наши орлы ка-ак побегут…
Танков было всего шесть штук. Покрашенные в три цвета, по немецкой методике, они напоминали ожившие кучи земли.
Ехали танки не торопясь, растягиваясь в цепь.
«Как там у классиков? – попытался вспомнить Севка. – Разворачивались в боевой веер?»
Имперские бронеходы, блин…
– Это бэтэшки! – крикнул Севке в ухо Костя. – Седьмые бэтэшки… Трофейные. Наши, мать их так…
Правофланговый танк выстрелил. Между окопов взметнулся султан взрыва. Потом выстрелил следующий танк. И через полминуты после него – следующий…
– Пристреливаются, суки… Друг другу чтобы не мешать… – Костя провел по лицу ладонью, размазывая грязь и копоть.
– И об этом тоже классик писал… – пробормотал Севка. – Кажется, «Хромая судьба»…
– Что? Какая судьба? – спросил Костя.
– Хромая.
– Хреновая! – крикнул Костя. – И у всех у нас одна-одинаковая… Понял? Нам бы хоть одно «ПТР»… Мы бы их отогнали… А так… И гранат нет, только бутылки… А с ними…
Кто-то выпрыгнул из первой линии окопов и, пригнувшись, побежал к танкам.
– Что ж он делает?.. – простонал Севка. – Почему не ползет?
– Может, не заметят? Надеется, что танкисты слишком увлечены стрельбой? – Костя взял «СВТ», прицелился. – Может, добежит? Если танкист высунется, то я…
Ближайший к бегущему бойцу танк повернул башню. Застрекотал спаренный пулемет, боец остановился на секунду и упал навзничь, выронив бутылку.
Танки продолжали пристрелку, не забывая время от времени задействовать пулеметы.
От высоток снова пошла цепочка румын.