1942: Реквием по заградотряду
Шрифт:
Севка не ответил.
– Как знаешь, – сказал Костя.
Они вкатились в хутор, Севка опустился в башню, обтер с затвора пулемета пыль.
Женщины и дети…
Наверное, это страшно – убивать женщин и детей. Он не смог тогда убить мальчишку-казачонка и чуть не поплатился за это. Всего месяц назад. А теперь?
Теперь он проверит, насколько все изменилось в нем и в мире. Вот пулеметом и проверит…
Народу собралось немного: десятка два баб, молодых и старых, никак не меньше трех десятков детей, визжащих и орущих что-то восторженное, человек пять стариков, убеленных сединами, с крестами и медалями на линялых гимнастерках. И Учитель, построивший в шеренгу с десяток красноармейцев. С оружием, как заметил Севка с некоторым удивлением.
Молодая статная казачка стояла рядом с Учителем и держала перед собой каравай на вышитом рушнике. И несколько молодых девушек с цветами стояли возле нее.
– Праздник… – пробормотал Севка. – Суки…
Наверное, он заводил себя перед тем, что предстояло сделать.
Значит, вооруженных – десяток. Красноармейцы, но жалеть их нечего – ведь не просто так им было возвращено оружие. Заслужили каким-то образом… Понятно, каким…
Учитель поправил ремень с кобурой, подал команду. Красноармейцы стали по стойке «смирно». Даже с некоторой лихостью выполнили команду, задорно.
Как скажете, ребята, как скажете…
Севка стащил с себя немецкий китель, взялся за рукоять пулемета.
Их нужно валить первыми, но тогда Учитель может уйти… А Севке Учитель нужен для разговора. Ой, как нужен!..
А если работать одной очередью, то попадает под огонь и вот та смешливая девчонка с алой лентой в косе. Наверное, ученица этого самого Учителя. И сейчас, дура, вышла встречать немцев не потому, что так уж ненавидит коммуняк, а из любопытства, из гордости, что ее выбрали из всех, признали самой красивой…
Учитель сделал шаг вперед, снял с головы фуражку.
Очередь из башенного пулемета перерубила ему ноги. Люди замерли, не успев понять, что произошло. Ведь все было хорошо. Учитель говорил, что немцы… что теперь все будет по-другому, что новые возможности… а теперь лежит в пыли, которая превращается в грязь от крови, хлещущей из его ран.
Севка отпустил спуск, довернул башню и одной длинной очередью перечеркнул неширокий строй бывших красноармейцев. Никто из них не успел ни убежать, ни даже лечь на землю. Только упасть. Убитым или раненым.
Севка для верности еще раз провел пулеметной очередью по ним, по лежащим неподвижно и по корчащимся от боли. И выпрыгнул из бронеавтомобиля, захватив немецкий пистолет-пулемет.
Костя уже стоял снаружи, держа толпу под прицелом.
– Здорово, станичники! – крикнул Севка. – Привет вам от доблестной Красной армии.
Кто-то из баб всхлипнул.
– Никто не дергается, никто не погибает, – крикнул Севка. – У нас тут разговор к Учителю.
Учитель застонал и попытался расстегнуть кобуру на ремне.
– Дурак, – сказал Севка и ударил Учителя ногой в лицо, не сильно, для профилактики. – Узнал? А ведь еще утром казалось, что все, что больше не свидимся… Обидно?
– Не нужно… – простонал Учитель. – Я вас прошу…
– А как же идея? – спросил Севка, присаживаясь на корточки у раненого. – Или не было никакой идеи? Было желание нагадить, отомстить? Просто продемонстрировать себе, что лучше других, сильнее, умнее…
Учитель уже не стонал – выл.
– Вот так, – сказал Севка. – Вот так – правильно. Ты хотел воевать? Драться с большевиками? Так воюй! Кто тебе не дает? Возьми винтовку и стреляй. Убивай… даже расстреливай, если уверен в своей правоте… Только никакая правота не дает права человеку мучить других. Как бы ни нагулялись здесь красные, как бы ни свирепствовали карательные отряды – евреи, комиссары, но политрук Зельдович не совершил такого, чтобы оправдало твои зверства. И никто из замученных тобой и твоими мальчиками не заслужил. А вот ты…
Севка приставил ствол «МП» к животу Учителя.
– Ты – заслужил. И я мог бы забрать тебя с собой и по дороге, в качестве развлечения, все тебе вернуть. Все до капельки…
Учитель замолчал, только дышал часто и с хрипом, глядя, приподняв голову, на автомат в руках Севки. Капельки пота текли по щекам.
Люди вокруг молчали.
– Сева, – позвал Костя. – У нас не так много времени…
Учитель с надеждой посмотрел на него. Если мало времени, может, даже убивать не станут… или хотя бы мучить не будут… Просто убьют…
От хаты, заголосив, к Учителю бросилась казачка, та самая, что требовала вчера не пачкать в хате.
Костя ударил ее автоматом, оттолкнул к бабам, они вцепились в кричащую казачку, пытаясь удержать на месте. Та вырывалась, пока ее не повалили и не придавили к земле, лицом в пыль.
– Я пришел за своими документами, – сказал Севка. – Где они?
– В хате, – выдохнул Учитель. – На столе… Там все документы…
– А пленные где?
Учитель не ответил.
– То есть ты, сволочь, всех?.. – спросил Севка.
Учитель закрыл глаза.
– Костя, сходи в хату, там на столе – документы. Забери. И наши револьверы – тоже. У тебя в кобуре, Учитель, не наше оружие?
– Н-нет… Ваше – там, в хате, на лавке… Григорий просил и Фома… – Учитель облизал губы. – Вы бы… ноги мне перевязали… истеку ведь…
– Но вы же историк, должны знать – это смерть патрициев. И это – не очень больно.
– Кости… у меня, кажется, кости сломаны…
– А это уже больнее, – кивнул Севка.
Пока Костя бегал в хату, Севка не сводил взгляда со стоявших вокруг людей. А те – с него. Даже дети испуганно молчали, прижимаясь к матерям и бабкам.
– Есть, – сказал Костя, перепрыгнув со двора через плетень.
С база, подумал Костя, у них двор, кажется, называется баз.
– Давай в машину, – приказал Севка и наклонился к Учителю. – Ты напрасно все это затеял. И людей напрасно подставил… Я специально выяснил – не будет вам ни удачи, ни мести… В январе все закончится под Сталинградом, и вы побежите вместе с немцами. Потащите за собой женщин, детей, стариков… Через всю Европу потащите, пытаясь спастись. Убивать будете ни в чем не повинных людей, чтобы заслужить у немцев спасение… Вас поселят в Италии, и вы будете убивать итальянцев за то, что они хотят выгнать немцев со своей земли и уничтожить своих фашистов… Это месть большевикам? Из Италии вы побежите дальше, не находя себе пристанища, пройдете через Альпы, устелив дороги телами своих близких… Доберетесь до англичан, а они… они с европейской порядочностью и очень демократично передадут вас большевикам. Всех – мужчин, женщин, детей… Как скот на бойню, не пожалеют… И знаете, Учитель, что самое странное в этой истории? А то, что большевики оставят большинству из вас жизнь. Погонят в Сибирь… и еще куда-то, но не станут убивать возле дороги, не станут вешать… Слышите меня, Учитель?