1942: Реквием по заградотряду
Шрифт:
– Огонь, – скомандовал себе Малышев и нажал на спуск.
Трассеров в ленте не было, но промазать с такой дистанции было практически невозможно. Пули врубились в борт корабля. Полетели обломки досок, щепа, взлетели фонтаны воды.
Корабль вздрогнул.
Малышев, не отпуская гашетки, чуть сдвинул пулемет в сторону. Порыв ветра вдруг повернул корабль, пули ударили в борт метрах в двух над водой, старший сержант торопливо отпустил гашетку и выругался.
Подправил прицел.
Люди на корабле что-то кричали, метались между мачтами, кто-то зачем-то полез по канату на мачту, кто-то прыгнул за борт и поплыл к берегу. К пляжу.
От скалы подал голос «МГ». Очередь перечеркнула плывущего и торопливо побежала по воде к кораблю.
– Что ж они так спешат… – выругался Ставров. – Ну, какого черта начали людей в воде бить? Нужно вначале корабль, а потом уж…
Ставров несколько раз выстрелил из «СВТ», наверное, попал, но Малышев особо не всматривался, был занят. Корабль оседал в воду, его мотало ветром на якорном канате, и можно было случайно всадить пулю в борт, в ту самую крюйт-камеру.
Пулемет замолчал.
Чалый, не дожидаясь команды, отбросил опустевшую коробку, поставил новую. Сунул ленту в пулемет.
«ДШК» от пляжа бил длинными очередями, корабль лег на борт. Люди прыгали в воду, кто-то сразу шел на дно, кто-то плыл, но не к пляжу, а к противоположному берегу.
– Таубе! – окликнул Малышев. – Не зевай…
– Рано, – сказал Таубе. – Еще один корабль…
«ДШК» ударил по адмиральскому кораблю. По носовой надстройке. По людям, стоящим на ней. Полетели кровавые клочья, несколько пушек вместе с кусками борта рухнули в воду.
Малышев развернул свой пулемет и открыл огонь, стараясь все пули положить в верхний ярус надстройки.
Люди с адмиральского корабля стали прыгать в воду, не дожидаясь, пока будут проломлены борта. Орлов все рассчитал правильно.
Сотни людей барахтались в воде, поднимая брызги. Хороших пловцов среди них было мало, только с десяток человек быстро плыли к берегу, под прицел Таубе. Остальные хватались за доски, бочки и медленно гребли прочь от кораблей. От одного корабля, от флагманского. Второй уже утонул, оставив на поверхности бочки, доски и трупы.
– Рихард! – крикнул Чалый. – Не спи…
Таубе открыл огонь.
Малышев, не отрываясь от прицела, краем глаза видел, как бьется почти невидимое в солнечном свете пламя у пулеметного дула и как, сверкая на солнце, летят стреляные гильзы.
Старший сержант прекратил стрелять по кораблю. Прикинул, не перенести ли огонь на людей, но решил, что Таубе и сам справится.
Вдруг отчетливо осознал, что в воде сейчас гибнут испанцы. Не просто люди, а испанцы. И вспомнил, как в тридцать седьмом году жадно слушал по радио новости из Испании и рассказы о том, как наши, советские добровольцы, вместе с испанцами сражаются против фашистов, против итальянцев и немцев… А сейчас он вместе с немцем, эсэсовцем, убивает испанцев, сынов Гвадалахары и Гренады.
Вот прекрасно понимал Малышев, что все это ерунда, что до тех испанцев, что за республику, еще несколько веков, но комок подкатил к горлу, мешал дышать. И не сглотнуть этот комок, не выплюнуть…
По пляжу пробежал человек, кто-то из людей комиссара менял позицию. Упал на песок, начал стрелять. К нему подбежал второй, с пулеметными коробками. Встал рядом на колени.
Два пулемета перекрестным огнем накрыли пространство бухты.
Темп стрельбы, вспомнил почему-то Малышев, тысяча двести в минуту. Скорострельность – до трехсот. Два пулемета. Дистанция – меньше ста метров. Не спастись никому в воде, не спастись…
Белые фонтанчики воды, поднятые пулями, превращались в красные, разбрасывали в стороны плоть и обломки костей. И снова становились белыми, метались по поверхности воды в поисках очередной жертвы.
Голов над водой оставалось все меньше.
Таубе выругался, торопливо сменил ствол на своем «МГ» и снова открыл огонь.
Несколько человек – пятеро или шестеро – добрались до камней у самого берега, спрятались.
Ставров поднялся во весь рост и одну за другой бросил за камни четыре «лимонки». Рвануло почти одновременно, один осколок ударил в щиток «ДШК», Малышев ощутил удар через ручки пулемета.
– Ты придурок, Ставров! – крикнул старший сержант.
– Я знаю! – крикнул в ответ Леонид. – Зачищать берег ты бы сам пошел?
Пулемет Таубе замолчал.
– Все, что ли? – спросил, приподнимаясь над камнями, Чалый. – Отстрелялись?
Бухта был покрыта мертвыми телами. Вода перестала быть прозрачной. Мутной стала, с багровым оттенком.
Взревел мотор, и из-за скалы в глубине бухты показался катер.
Малышев, прикрыв глаза ладонью от солнечных бликов, посмотрел на него.
Орлов, комиссар, Никита, Рахимов и Дуглас. На руле – кто-то из комиссарских.
Катер шел к кораблю по кратчайшему пути, не обращая внимания на трупы. Глухие удары, тела отлетают в стороны, люди на катере держатся за борта.
Никита вскинул автомат. Короткая очередь – кто-то выжил под пулеметным огнем, но не смог укрыться от лейтенанта. И еще короткая очередь. И еще.
Катер ударился бортом о борт корабля.
Рахимов вцепился обеими руками в свисающие за борт веревки. Никита, закинув «ППШ» за спину, легко вскарабкался на палубу. Остановился, осматриваясь и прикрывая Конвея и Орлова, пока те забирались наверх. Потом втроем они помогли забраться комиссару.
– Все, наши на борту, – сказал Малышев. – Отбой.
– Не расслабляться, – Ставров, не отрываясь от оптического прицела, водил стволом, высматривая в воде еще живых. – Возьми винтовку и поработай, будь добр, со мной. Чалый у нас не особо любит работать ручками, ему вертолет подавай… Так, Чалый?
– Меня учили летать. Я летчик, понятно? – сообщил Чалый. – Если будет нужно куда-нибудь лететь – на чем угодно, между прочим, – ты мне скажи. А пока я могу отдыхать…
Ставров нажал на спуск.