1942: Реквием по заградотряду
Шрифт:
– А что такое мандраж? – спросил Таубе.
– Ну, как тебе объяснить… У спортсменов перед стартом, когда внутри такое все… – Чалый, не открывая глаз, пошевелил в воздухе пальцами. – Вот такое… Или перед боем когда озноб пробирает. То есть ты не боишься, но тебя реально колотит…
– Адреналин, – кивнул Таубе. – Я знаю. У самого было…
– А сейчас? – Чалый приподнял голову и открыл один глаз. – Сейчас пошел адреналин?
– И сейчас пошел, – Таубе постучал пальцами по кожуху своего пулемета.
– Да ты не переживай. До корабля – метров сто будет. Так?
– Так.
– А у мушкета прицельная дальность…
– У них не мушкеты, у них – аркебузы, – поправил Ставров. – И пушки… Так себе пушки, не намного мощнее аркебуз, но все-таки…
– А вот давай поспорим, пират, что они в ответ даже и не стрельнут, – Чалый перевернулся на живот. – На бутылку коньяка поспорим.
– В тебя, может, и не выстрелят, а вот ребятам, которые на корабль пойдут, вот тем… – Ставров прикурил новую сигарету от окурка старой. – Вот ребятам достанется…
Чалый молча посмотрел на противоположный берег бухты.
– Я так думаю, что Орлов первым пойдет, – сказал Ставров. – Он со вчерашнего дня дерганый какой-то.
Малышев вздохнул. Орлов и вправду был слишком уж… возбужденным, что ли… Он и обычно шутил и подначивал в любой обстановке, но вчера… особенно после того, как комиссар его чуть не пристрелил… И кстати, хорошо, наверное, что Никиту Орлов на этот берег не отправил. Когда вчера люди комиссара на всех стволы навели, Малышев даже и не обиделся, служба есть служба и все такое, но вот то, что Никита отошел в сторону и взял Малышева и остальных на прицел – было неприятно.
Не стал бы старший сержант в спину Никите стрелять во время боя, но и находиться рядом с ненадежным товарищем было неприятно.
– Твою мать… – Ставров стукнул кулаком по камню. – Ну, крутится же…
– В дальнем синем море? – спросил Чалый.
– Ну…
– В флибустьерском, а не пиратском, – сказал Чалый. – И бригантина поднимает паруса. Мы ее под гитару у костра орали по молодости.
– Тьфу ты, – облегченно выдохнул Ставров. – Точно – она. Как камень с души свалился.
– И с легкой душой ты в флибустьерском дальнем синем море бригантину и потопишь… – Чалый приподнялся на руках, выглянул из-за камня. – Не шевелимся – входят кораблики…
Точно, что кораблики – метров тридцать в длину, от наклонной палки спереди до халабуды сзади, прикинул Малышев. Вчера им досталось, вон, на головном – только одна мачта уцелела, та, что спереди, а вместо других – два пенька. Как в пальмовой роще на берегу. И на идущем за ним две мачты, передняя и задняя, с рваным парусом на наклонной – или наклонном? – рее… Так, кажется, эта штука называется.
Если вчера во время бури Малышеву было страшно даже на твердой земле, то что испытали эти ребята на кораблях посреди моря? Особенно когда остальные корабли на дно пошли… Небось, когда остров увидели, обрадовались… Приплыли, а тут…
Малышев зачем-то тронул патроны в ленте, свисающей от пулемета.
– Не дрейфь, сержант, – тихо сказал Чалый. – Я и сам на нервах… Люди все-таки… Паскудное дело, если вдуматься.
По палубе бегали люди, что-то кричали, на капитанском мостике стоял человек и отдавал приказы. Солнце отражалось от его шлема и от какого-то доспеха на груди.
– Слышь, Ставров, – вполголоса позвал Чалый.
– Что? – так же тихо спросил Ставров.
– А я думал, что они штурвал крутили… А у них смотри – рычаг сзади, как на лодке…
– А они думали, что вот только добраться до острова и все. Спасены, – сказал Чалый. – Человеку свойственно ошибаться…
Корабли вышли к середине бухты, раздался крик, и за борт полетел якорь на канате. Ветер протащил адмиральский корабль немного вперед и развернул кормой к берегу. Второй корабль замер метрах в десяти сзади.
– Слышь, – Малышев взялся за рукояти пулемета. – А эти морячки ведь на берег должны были высадиться, так?
Старший сержант говорил, глядя перед собой, ни к кому особо не обращаясь. Корабль стал, между прочим, как нужно, там, куда вчера Орлов нацелил пулемет. Разве что метра на два в сторону. Но это не страшно. Нужно будет просто очередь вести справа налево. А там остановиться и лупить в одну точку, под ватерлинию.
– И что такого? – не выдержав, спросил Чалый. – Ну, высадиться должны были.
– И получается, тех пацанов, что Орлов перестрелял… Они бы их и так и так убили бы, нет?
– Наверное, – пожал плечами Чалый.
– Да ты не ищи подполковнику оправдания, Иван, – посоветовал Таубе. – Он и сам себя великолепно оправдает. Ну, погибли бы мальчишки…
– Погибли бы… – задумчиво протянул Малышев. – Так как же они попали бы к себе на остров и там… Он ведь говорил, что они у себя на острове должны были погибнуть… Путаница получается…
– Получается, – подумав, подтвердил Ставров. – И что? Ты теперь не будешь стрелять?
– Почему это?
– Ну, людей и так жалко, а тут тебе Орлов снова соврал, ты обиделся…
– Ага, – кивнул Малышев. – Обидно, конечно, но ведь если этих, на кораблях, теперь не убить, то они на берег высадятся. А три сотни мужиков на кораблях и три сотни на берегу – это совсем разный противник, имей в виду. Нас товарищ Орлов вроде как в угол загнал. Либо мы их сейчас всех положим, либо…
– Либо одно из двух, – закончил Ставров, нервно потирая руки.
Матросы засуетились, потащили к борту небольшую лодку.
– Что там тянет Орлов? – Малышев вздохнул и чуть повернул пулемет в сторону. – Они же сейчас на берег…
Адмирал замер на секунду, потом осел на палубу. Шлем покатился по трапу.
Потом до Малышева докатился звук выстрела.
– Твою мать! – вырвалось у Малышева. – Он же говорил, что по заднему стрелять, а начал с переднего…
– Не дергайся, это он не по кораблю, а по командиру. А по кораблю…
Ударил «ДШК» из-за пальмовых стволов, сложенных на самом пляже. Очередь пришлась по тому кораблю, что был сзади. Полетели щепки, что-то закричали люди, заметавшись по палубе.