1977. Три мушкетера (с иллюстрациями)
Шрифт:
— Боже мой! — проговорила г-жа Бонасье, хватаясь за грудь. — У меня так бьется сердце, я не могу идти…
— Мужайтесь! Говорю вам, мужайтесь! Подумайте, через четверть часа вы спасены. И помните: все, что вы собираетесь делать, вы делаете для него.
— О да, все для него! Вы одним словом вернули мне бодрость. Ступайте, я приду к вам.
Миледи поспешно поднялась к себе в комнату, застала там слугу Рошфора и отдала ему необходимые приказания.
Он должен был ждать у ворот; если бы вдруг появились мушкетеры, карета должна была умчаться
Если же мушкетеры не появятся, все должно произойти так, как условлено: г-жа Бонасье станет на подножку под тем предлогом, что хочет еще раз проститься с миледи, и та увезет ее.
Г-жа Бонасье вошла. Желая развеять все подозрения, какие могли бы у нее возникнуть, миледи в ее присутствии повторила слуге вторую половину своих приказаний.
Миледи задала слуге несколько вопросов относительно кареты. Выяснилось, что она запряжена тройкой лошадей, которыми правит почтарь; слуга Рошфора должен был сопровождать карету в качестве форейтора.
Напрасно миледи опасалась, что у г-жи Бонасье могут зародиться подозрения: бедняжка была слишком чиста душой, чтобы заподозрить в другой женщине такое коварство; к тому же имя графини Винтер, которое она слышала от настоятельницы, было ей совершенно незнакомо, и они даже не знала, что какая-то женщина принимала стиль деятельное и роковое участие в постигших ее бедствиях.
— Как видите, все готово, — сказала миледи, когда слуга вышел. — Настоятельница ни о чем не догадывается и думает, что за мной приехали по приказанию кардинала. Этот человек пошел отдать последние распоряжения. Покушайте немножко, выпейте глоток вина, и поедем.
— Да, — безвольно повторила г-жа Бонасье, — поедем.
Миледи знаком пригласила ее сесть за стол, налила ей рюмку испанского вина и положила на тарелку грудку цыпленка.
— Смотрите, как все нам благоприятствует! — заметила она. — Вот уже темнеет; на рассвете мы приедем в наше убежище, и никто не догадается, где мы… Ну полно, не теряйте бодрости, скушайте что-нибудь…
Г-жа Бонасье машинально проглотила два-три кусочка и пригубила вино.
— Да выпейте же, выпейте! Берите пример с меня, — уговаривала миледи, поднося ко рту свою рюмку.
Но в ту самую минуту, когда она готовилась прикоснуться к ней губами, рука ее застыла в воздухе; она услышала отдаленный топот скачущих коней; топот все приближался, и почти тотчас ей послышалось ржание лошади.
Этот шум сразу вывел ее из состояния радости, подобно тому как шум грозы будит нас и прерывает пригрезившийся нам чудесный сон. Она побледнела и кинулась к окну, а г-жа Бонасье, дрожа всем телом, встала и оперлась о стул, чтобы не упасть.
Ничего еще не было видно, слышался только быстрый, неуклонно приближающийся топот.
— Ах, боже мой, что это за шум? — спросила г-жа
— Это едут или наши друзья, или наши враги, — ответила миледи со свойственным ей ужасающим хладнокровием. — Стойте там. Сейчас я вам скажу, кто это.
Г-жа Бонасье замерла на месте, безмолвная и бледная, как мраморное изваяние.
Топот все усиливался, лошади были уже, по-видимому, не дальше как за полтораста шагов от монастыря; если их еще не было видно, то лишь потому, что в этом месте дорога делала изгиб. Однако топот слышался уже так явственно, что можно было бы сосчитать число лошадей по отрывистому стуку подков.
Миледи напряженно всматривалась в даль: было еще достаточно светло, чтобы разглядеть едущих.
Вдруг она увидела, как на повороте дороги заблестели обшитые галунами шляпы и заколыхались на ветру перья. Она насчитала сначала двух, потом пять и, наконец, восемь всадников; один из них вырвался на два корпуса вперед.
Миледи издала глухой стон: в скачущем впереди всаднике она узнала д'Артаньяна.
— Ах, боже мой, боже мой! — воскликнула г-жа Бонасье. — Что там такое?
— Это мундиры гвардейцев кардинала, нельзя терять ни минуты! — крикнула миледи. — Бежим, бежим!
— Да-да, бежим! — повторила г-жа Бонасье, но, пригвожденная страхом, не могла сойти с места.
Слышно было, как всадники проскакали под окном.
— Идем! Да идем же! — восклицала миледи, схватив молодую женщину за руку и силясь увлечь ее за собой. — Через сад мы еще успеем убежать, у меня есть ключ… Поспешим! Еще пять минут — и будет поздно.
Г-жа Бонасье попыталась идти, сделала два шага — у нее подогнулись колени, и она упала.
Миледи попробовала поднять ее и унести, но у нее не хватило сил.
В эту минуту послышался стук отъезжающей кареты: увидев мушкетеров, почтарь погнал лошадь галопом. Потом раздались три-четыре выстрела.
— В последний раз спрашиваю: намерены вы идти? — крикнула миледи.
— О боже, боже! Вы видите, мне изменяют силы, вы сами видите, что я совсем не могу идти… Бегите одна!
— Бежать одной? Оставить вас здесь? Нет-нет, ни за что! — вскричала миледи.
Вдруг она остановилась, глаза ее сверкнули недобрым огнем; она подбежала к столу и высыпала в рюмку г-жи Бонасье содержимое оправы перстня, которую она открыла с удивительной быстротой.
Это было красноватое зернышко, которое сразу же растворилось в вине.
Потом она твердой рукой взяла рюмку и сказала:
— Пейте, это вино придаст вам силы! Пейте!
И она поднесла рюмку к губам молодой женщины, которая машинально выпила.
«Ах, не так мне хотелось отомстить! — сказала про себя миледи, с дьявольской улыбкой ставя рюмку на стол. — Но приходится делать то, что возможно».
И она ринулась из комнаты.
Г-жа Бонасье проводила ее взглядом, но не могла последовать за нею: она впала в то состояние, какое испытывают люди, которые видят во сне, как кто-то гонится за ними, и тщетно пытаются бежать.