1979
Шрифт:
«Я больше не выдержу Кристофера».
«Не будьте таким слабаком. И вы полагаете, будто что-то поняли? Вам придется выдержать гораздо больше всего, гораздо больше», – сказал Маврокордато и отбросил рукой темную прядь волос, упавшую ему на лоб.
«Все будет еще намного, намного хуже, вы уж мне поверьте».
Он близко наклонился ко мне. Я мог бы пересчитать его зубы. Я чувствовал носом его горячее и кисловатое дыхание, как молодой пес, обнюхивающий сопящего во сне хозяина.
«Может случиться и так, – продолжал он, – что вы будете ополовинены; не ваша связь, а вы сами – в телесном, реальном смысле. Вы когда-нибудь задумывались об этом?» Он зажег сигарету, жадно затянулся, откинул голову
Манера поведения Маврокордато, да и весь его облик внушали мне страх. Мне казалось, будто он знает слишком многое, будто он знает наверняка: я ему благодарен за то, что он отослал Кристофера и пожелал разговаривать только со мной. Все всегда принимали сторону Кристофера; то, что я понравился Маврокордато, было, конечно, хорошим знаком, у меня даже мурашки по спине пробежали, но эту херню о разрезании пополам я бы предпочел вообще не слышать, она меня пугала.
«Кристофер очень болен».
«Как и все мы, мой дорогой. Вы только посмотрите, что здесь происходит. Нам этого никогда не исправить, никогда». Он круговым движением руки показал на сад вокруг нас и потом взял меня под руку.
«Не хотите ли подняться наверх, в гостиную?»
«Ну да, конечно».
«Отлично. Я бы с удовольствием выпил с вами стакан чаю».
Мы вместе взбежали наверх по ступенькам лестницы, миновав груду осколков большого панорамного окна, через которую Маврокордато, на минуту выпустив мою руку, перепрыгнул одним махом. Только сейчас я заметил, что на нем не было никакой обуви; просто босые ноги, очень волосатые.
Кристофер и Александр шумно о чем-то спорили в дальнем конце сада, у источника. Я больше туда не смотрел.
В углу гостиной, на столике под превосходной пастушеской сценой, гравюрой Фрагонара, красовался старинный персидский серебряный Samowar, привлекший мое внимание еще когда я впервые попал в это помещение. Я взял два стакана с подноса, стоявшего рядом на бидермейеровском серванте, повернул маленькую хрупкую ручку самовара, сделанную из эбенового дерева, наполнил стаканы доверху дымящимся чаем и направился с ними к Маврокордато.
«Сахар?»
«Нет, спасибо». Он уже уселся на один из диванов и теперь похлопал ладонью по подушке рядом с собой.
«Идите сюда, устраивайтесь», – сказал он. Слуга принес пепельницу и серебряное блюдце, на котором лежали, как лепестки цветка, шесть фисташек. Маврокордато загасил свою сигарету в этом блюдечке.
Я сел, провел рукой по волосам, закинул ногу за ногу и отхлебнул глоток чаю, который был таким горячим, что я мог держать стакан только за верхний край, двумя пальцами.
«Вы ведь дизайнер по интерьеру?»
«Откуда вы знаете?»
Маврокордато рассмеялся, и бант из органди на его волосах качнулся. «Это, мой друг, не составляет большого секрета. Я это вижу, например, по тому, как вы рассматриваете предметы, картины, ковры. Хорошо, когда человек любит красивые вещи. Вы, естественно, смогли этим доказать свою невиновность, свою наивность – тем, что еще способны смотреть».
«Я не понимаю…»
«Я попытаюсь объяснить. Вам повезло, вы чисты, вы – открытый сосуд, подобный кубку Христа, чаше Иосифа из Аримафеи. Вы есть то, что Александр искал в горах Карокорама, близ Хунзаса, в Гилгите. Вы… Вы – wide open. [18] Чего не скажешь о вашем друге Кристофере».
18
Широко открыты (англ.).
«Вы знакомы с Александром?»
«Не с этим Александром, вздорным безумцем. Определенно не с этой развалиной там внизу, с ее доморощенными
«Какого же Александра вы имеете в виду?»
«Вообразите себе Александра, стоящего вон там на лужайке, как человека, который сдирает кожу с других людей и потом напяливает ее на себя. Он – никто. Забудьте о нем. Нет-нет, Александр, которого я имею в виду, гораздо старше: речь идет об Александре Великом. Это было очень давно. Я, естественно, имею в виду белого царя, [19] темную тень, Аримана, некую часть Агартиды, [20] барона Унгерна фон Штернберга. [21] Он часто возвращается, проходя сквозь столетия и принимая образы многих людей».
19
„Белыми царями“ на Тибете называли российских императоров.
20
Согласно представлениям Карла Хаусхофера и членов оккультного общества „Туле“, возникшего в Германии в 1918 г. и существовавшего в годы нацистского режима, после того как в древности материк Гиперборея погрузился в воду, возникло подземное царство Агартида со столицей Шамбала. Персы якобы называли это царство „Арианой“, и оно было местом происхождения арийцев. Члены общества „Туле“ поддерживали с ним контакт и считали его представителем на земле Далай-ламу. Они полагали, что в подземном царстве светит „черное солнце“.
21
Александр Унгерн фон Штернберг (1806–1868) – прибалтийский барон, писатель, автор очень известных в свое время романов „Психея“, „Роялисты“, „Пальмира, или Дневник попугая“ и новеллы „Разорванные в клочья“ („Die Zerrissenen“), в которой немецкий литературный критик Эльке Хайденрайх усматривают определенное сюжетное сходство с романом „1979“ (см.: Elke Heidenreich. Nichts wird je wieder gut. Der Spiegel 41/2001).
«Я все еще не понимаю, о чем, собственно, вы говорите».
«Скоро поймете. Видите ли, имеются течения, противоборствующие всему здешнему ужасу». Он улыбнулся, прикоснулся к своему лацкану, вынул орхидею и положил ее на диван между нами.
«Вы, Маврокордато, все время рассказываете мне о каких-то вещах, которые я, по вашим словам, должен понять и которые якобы вскоре произойдут. Простите, но я нахожу ваше поведение весьма… весьма самонадеянным. Откуда вы можете это так точно знать?»
Он поставил стакан с чаем на журнальный столик и взял мою руку в свою. Сперва я хотел было забрать руку, но тут же подумал, что покажусь смешным. Моя рука лежала в его руке, и я почувствовал, что он отогнул назад мой правый мизинец и спрятал его в своем кулаке, как будто это отгибание мизинца было неким тайным могущественным знаком, который он хотел мне подать.
«Откуда же вы так точно знаете о будущем? Ответьте мне».
«Все очень просто, – обронил он и вдруг больно сжал мою руку. – Я знаю, потому что это написано».
Затем поднялся, закурил и добавил: «И еще кое-что там написано совершенно точно: вот эта фитюлька меня погубит».
Он высоко поднял сигарету, зажав ее между большим и указательным пальцами, подмигнул мне, поклонился и пошел к выходу, ни разу более не оглянувшись.
«Увидимся, Маврокордато», – тихо сказал я, как будто чувствовал, что он мог бы мне помочь, если бы только я сумел найти правильные слова, – но он уже скрылся из виду.
Четыре