1982, Жанин

Грей Аласдер

Ай

Больно. Успокойся. Где это я только что был? Ага, думал об изнасиловании.

Эх, если бы только удалось заснуть. Беда в том, что людям, которые видят сны с открытыми глазами, не обязательно много спать. Ночью мне удается поспать не более трех часов, хотя я постоянно дремлю в поездах, самолетах, такси. Все-таки есть что-то в быстрых перемещениях, мозги расслабляются. В наши дни это обычное дело. За исключением нескольких запуганных старушек, все на свете уверены, что если мы путешествуем с высокой скоростью, то в будущем что-то удержит нас от падения. Кровать эта стоит смирно, а потому я лучше буду думать об изнасиловании. После того как в мое отсутствие Роскошную хорошенько изнасиловали, я

собирался вернуться и придумать для нее новые потрясения, но, увы – я сам все сделал и сейчас ощущаю себя жалким ничтожеством. То же самое я чувствовал всякий раз после занятий любовью с издательницей. Для начала нам всегда требовалось хорошенько выпить. Каждый знал, чего хочет другой, но оба боялись одного и того же – каждый был в ужасе, что не сможет доставить другому удовольствие и сам не сможет его получить. Познакомился я с ней в связи с какой-то работой, потом мы случайно встретились на улице, и оба раза она приглашала меня к себе выпить кофе. После кофе появлялся шерри, потом он заканчивался, и мы переходили к виски, выпивали весь виски у нее в доме, и все это время безостановочно говорили, говорили, говорили. Догадываюсь, что ей было не менее скучно, чем мне, но оба надеялись на лучшее. В конце концов я на несколько минут вышел купить еще виски, так что не помню даже, кто сделал первый шаг. Не исключено, что его сделал я. Известно, что обычно мужчина делает первый шаг. Все происходило на коврике у камина, и я каждый раз не мог справиться с какой-нибудь деталью ее гардероба – то на ней оставались чулки, то подвязки. Когда все заканчивалось, меня, разумеется, начинало клонить в сон, да и ее тоже, но она всегда просила меня уйти и спать где-нибудь в другом месте, только не у нее дома. «Представь, что подумают соседи, если увидят утром, как ты выходишь из моей квартиры». Я отвечал, что буду лежать неподвижно до обеда, пока все не разойдутся по делам. Соседями были разведенная пара, одинокая мать с сыном и парочка гомосексуалистов. В те времена случайные связи были делом привычным, и все же она говорила: «Уходи! Уходи немедленно!Ты должен сейчас жеуйти!»

Она начинала плакать и доводила себя до истерики, и я уходил, не поцеловав ее на прощанье, и она даже не удосуживалась проводить меня до двери. Во второй раз я сумел остановить истерику – просто еще раз повалил ее на коврик, но когда все закончилось, повторилась та же сцена, и она меня все-таки выпроводила Медленно поплелся я по улицам. Добрел до своей пустой кровати и провел в ней всю ночь и почти весь следующий день. Я чувствовал себя настолько изможденным и опустошенным, настолько изнасилованным, что даже не нашел в себе сил подняться и сходить за бутылкой виски.

Я прекрасно понимал, что она хотела избавиться от меня таким образом. Если бы мы сладко проспали всю ночь в ее постели и утром опять занялись любовью, а по утрам это особенно приятно, и она проводила бы меня до двери, и мы бы поцеловались на прощанье, и после всего этого я бы не пришел снова, то она бы почувствовала себя жалким ничтожеством. А я не был уверен, что она нравится мне настолько, чтобы встречаться вновь. Часто бывает, что двое сходятся с самыми добрыми намерениями, а продолжают жить вместе просто по привычке. Такой была моя семейная жизнь. Вот почему издательница трижды изнасиловала меня – чтобы я перестал насиловать ее. Хелен изнасиловала меня лишь однажды, когда у нее созрело решение уйти.

Целых девять лет (сейчас в это сложно поверить), так вот, целых девять лет мы спали с ней в одной постели, не занимаясь любовью. Потом она записалась в драмкружок (я давно ее уговаривал сделать это) и снова расцвела, однако стала приходить домой за полночь. Она объяснила, что после репетиций они собираются у кого-нибудь из участников, чтобы выпить и поболтать. Однажды она вернулась около четырех утра. Пока она раздевалась и укладывалась,

я делал вид, что сплю, но она явно понимала, что я просто делаю вид. Я не выдержал и произнес:

– Я знаю, сколько сейчас времени.

Она не ответила. Я сказал:

– Похоже, посиделки превратились на этот раз в обычную пьянку.

Она поинтересовалась:

– На что ты намекаешь?

– Ни на что.

– Хочешь сказать, что я тебе изменила?

– Нет.

– Единственный раз за все эти годы я засиделась допоздна, беседуя о театре с друзьями, которые меня понимают, и ты немедленно обвиняешь меня в измене! Я тебе хоть раз сказала что-нибудь по поводу твоих мерзких журналов?

Я ничего не ответил, и вдруг она обняла меня, как в те наши первые дни, обняла так ласково, что все мое тело встрепенулось и ожило. Я сделал все слишком быстро, что неудивительно после стольких лет воздержания, но стоило мне начать заново, чтобы получилось долго и нежно, как она неожиданно отстранилась и заплакала, и призналась мне, что она занималась любовью с как-там-его-звали. Какой-то мальчик из драмкружка. Первый раз они сделали это сегодняшней ночью, и он сказал, что хочет жениться на ней. Я молчал. Она сказала:

– Наверное, ты меня ненавидишь.

Я был ошеломлен и раздавлен, но уж точно не испытывал к ней ненависти. В Хелен не было зла Зло было во мне, и поэтому я заслужил всю ту боль, которую мне пришлось пережить. Она предупредила:

– Не могу обещать тебе, что больше не буду с ним видеться. Если ты попытаешься меня остановить, я тут же уйду.

Я ответил устало:

– Хелен, ты можешь получать удовольствие там, где тебе заблагорассудится.

С этими словами я попытался обнять ее, но она включила свет, вытерла глаза и сказала:

– Извини, но лучше нам больше этого не делать. Я пойду спать в другую комнату.

Конечно, мне надо было самому уйти в другую комнату. Но я просто не мог пошевелиться. Когда она ушла, кровать показалась мне самым одиноким и пустынным местом на свете. Оказывается, я даже не представлял, как много для меня значило тепло ее тела. С тех пор я почти перестал спать.

А Зонтаг когда-нибудь меня насиловала? Пожалуй, но только интеллектуально.

– Надеюсь, ты понимаешь, что эта твоя выдумка по поводу борделя и полицейского участка под одной крышей вовсе не фантазия? В том или ином виде такие заведения существуют в любой стране мира, кроме разве что Скандинавии и Голландии.

– Что за бред, Зонтаг?

– Ты знаешь, что комиссар французской полиции официально рекомендовал женщинам, подвергшимся насилию, не приходить без сопровождения в полицейские участки со своими заявлениями, поскольку они рискуют быть изнасилованными повторно? Ты знаешь, что в Германии…

– Только не рассказывай мне про концентрационные лагеря! – закричал я, затыкая уши.

– Не буду, но ты ведь должен был читать об этой странной истории с повешением Ульрики Майнхоф из «Красных бригад» в немецкой тюрьме с усиленной безопасностью, которая вдруг оказалась на удивление небезопасной. Ты знаешь, что официальное расследование обнаружило на ее бедрах засохшую сперму? Остается только гадать: охранники сначала изнасиловали ее, а потом повесили, или сначала повесили, а потом надругались над трупом?

– Официальное расследование показало, что это было самоубийство.

– Они так и не объяснили, откуда взялось семя. Они не стали ни опровергать, ни объяснять медицинское заключение, они его просто игнорировали. И телевидение его тоже проигнорировало. Руководитель российской спецслужбы Берия арестовывал женщин, которые имели несчастье понравиться ему, сажал их за решетку и там вытворял с ними все, что хотел. А потом их казнили за государственную измену. В Америке таких эгоистов не меньше, только власти у них гораздо больше. Они, конечно, управляют другой системой, но этот клуб судебной экспертизы, который ты придумал, наверняка существует, хотя скорее в Южной Америке, чем в Северной.