1986
Шрифт:
– Высшее.
– Семейное положение?
– Женат, двое детей…
– Адрес места жительства?
– Проспект Шмидта, дом пять-а, квартира двенадцать…
Следователь отложил ручку, посмотрел на Пинченко – глаза в глаза. Тот отвел взгляд. Следователь взял со стола пачку «Гродно», щелкнул зажигалкой, закурил.
– Извините, а можно при мне не курить? У меня все-таки астма…
– Меня не волнует, что там у тебя…
– Не надо только мне, пожалуйста, хамить, молодой человек… И вообще, вы объясните мне, за что меня здесь держат? Подвергают этому унизительному допросу? Вы знаете, собственно, кто я такой?
Следователь
– Место работы?
– Средняя школа номер семнадцать, директор… Вам это просто так с рук не сойдет… Я сейчас же свяжусь с начальником районо…
– Тихо! Вы знаете, что это за статья – растление малолетних? Знаете, что вам светит?
– Извините меня, молодой человек… Я не прав, конечно… – Голос его задрожал. – Я не должен был с вами так разговаривать…
Следователь смотрел на директора, хмурился.
– Но я все объясню… Я все вам объясню… Поймите, они все придумали, это – наглая ложь, это все сфабриковано… Они все – против меня… Я не понимаю, что такое происходит с молодежью… Куда мы катимся? Ведь никаких моральных ценностей, ориентиров… Живем в стране развитого социализма, а мораль – никуда, извините, не годится. Особенно среди молодежи… Что это за девочки такие, если начинают с пятнадцати лет жить, извините, половой жизнью? – Голос директора становился громче и увереннее. – Вместо того чтобы слушать старших, тех, кто о них думает, заботится, они делают что попало, живут как хотят… Какие же, извините, из них выйдут строители социализма? Мой стаж работы в школе – двадцать пять лет. Я многое видел за это время. И видел, что мораль постоянно снижается. Что дети перестают верить в идеалы коммунизма… В этом, конечно, есть и большая наша вина – вина педагогического коллектива… И я не снимаю с себя эту ответственность… Нет, я ни в коем случае не снимаю с себя эту ответственность… Но поверьте мне, молодой человек, как педагогу с тридцатилетним стажем…
– Значит, вы утверждаете, что факты, изложенные в заявлении матери ученицы восьмого класса Кутанович Марии Сергеевны и подтвержденные ее дочерью Кутанович Светланой и двумя другими ученицами восьмого класса, не соответствуют действительности?
– Абсолютно. Меня оклеветали…
– У нас есть основания полагать, что вы можете быть причастны и к более серьезным преступлениям, – сказал следователь. – Здесь присутствуют следователи из районной прокуратуры, у них есть вопросы…
Директор обернулся, посмотрел на Юру и Низовцова.
– Где вы были вечером двадцать девятого марта, около двадцати трех – двадцати трех тридцати? – спросил Юра.
* * *
Юра, Сергей и Низовцов стояли у стола Сергеича.
– Сейчас ваша задача, хлопцы, проверить его алиби, – сказал Низовцов. – Если все так, как он говорит, то и хорошо, гора с плеч, как говорится… Расследование по первому убийству ведь закончено, подозреваемый сознался… А если б, не дай бог, сейчас оказалось, что показания даны под давлением, а на самом деле…
– Не окажется, не волнуйтесь, – сказал Сергей. – Я уверен насчет того кадра…
– Ну, смотрите мне, смотрите… Это ж надо – в голове не укладывается… Чтобы директор школы – и…
* * *
Окна квартиры Пинченко выходили во двор – почти полностью закрытый свежими зелеными листьями. В неполированной «стенке» стояли коричневые, с позолоченным тиснением на переплетах тома Большой Советской Энциклопедии.
Жена Пинченко – худая морщинистая женщина лет сорока пяти – сидела в кресле, курила. Юра сидел на диване у противоположной стены.
– И вы абсолютно уверены, что ваш муж не покидал квартиру с двадцати двух часов двадцать девятого марта и до полуночи и двадцать седьмого апреля с двадцати часов и до полуночи?
– Да, я абсолютно уверена. Мы вообще, знаете ли, домоседы – редко куда-то выбираемся в выходные… Сами понимаете – Коля все дни напролет сидит в школе, с утра до вечера, в выходные надо отдохнуть… А он – человек крайне непритязательный в отношении отдыха, ему у телевизора посидеть или с книгой… Нет, ну вы подумайте – так оклеветать человека, который им, можно сказать, все свое сердце отдает, всю свою жизнь… Я сама педагогический работник, преподаю в техникуме, мне это все вдвойне больно и обидно…
6 мая, вторник
– …Пойми, Юрка, вопрос решился даже не на уровне районного прокурора, а выше… – Сергеич показал пальцем в потолок. – Алиби ты проверил? Проверил. И ладно, и хорошо… Ты можешь себе представить, что бы было, если б это оказался он? Это ж скандал на всю область!
– Я хочу сам поговорить с районным прокурором, – сказал Юра.
– И поговори! Он тебе лучше все объяснит, чтобы ты понял… Вместе потом сходим, попозже…
Юра отошел от стола Сергеича.
* * *
В «стенке» в кабинете районного прокурора стояли два хромированных кубка, сувенир – красная ракета на проволочке, «летящая» вокруг позолоченного земного шара на подставке, – светильник в форме взлетающей вертикально ракеты. Между стеклами торчал спортивный диплом с большими буквами ГТО. Над столом висел вырезанный из журнала портрет Гагарина и журнальная страница с фотографиями всех космонавтов СССР и соцстран.
Прокурор – мужик под пятьдесят, широкоплечий, грузный, с коротко постриженными черными волосами и красным носом сидел за столом, перед ним на стульях – Сергеич и Юра.
– …В 1978-м году был назван лучшим учителем года. – Прокурор монотонно читал с бумажки, держа ее в руке, подальше от глаз. – Автор уникальной методики по обучению физике учеников с ограниченными умственными способностями. Представил ее на всесоюзном совещании учителей в Ленинграде в 1979 году. Член Коммунистической партии с 1966 года, с 1971 по 1980 год – секретарь парторганизации средней школы номер двадцать один. С 1980 по 1984 год – директор школы номер четыре, с 1984-го – директор школы номер семнадцать. Женат. Имеет двух сыновей. Активно принимает участие в конференциях районо. Участник республиканского слета директоров школ в Новогрудке… – Прокурор бросил бумажку на стол. – Ну, просто, на хрен, герой… Друг, товарищ и брат… – Он хмыкнул.
Сергеич и Юра молча смотрели на прокурора. Тот толстым пальцем щелкнул по пачке «Космоса», взял сигарету, прикурил зажигалкой в форме ракеты, выпустил дым.
– Короче, вы понимаете… Что алиби есть – хорошее, плохое, не важно, – это только хорошо. Этот говнюк нам может все карты спортить. Его сажать нельзя даже за растление…
– Как это – нельзя? – спросил Юра.
– Очень просто. Директор школы. Коммунист. Семьянин, на хрен… Я с «первым» сегодня говорил по телефону, он же тоже в курсе. Он так и сказал – жопа, если узнают в республике, то всё, вылетаю пробкой с первого секретаря обкома…