1986
Шрифт:
– Крупного рогатого скота, – сказал мужик и улыбнулся.
– Со смертельным исходом, – добавил Сергей.
* * *
Юра и Сергей курили в кабинете.
– Участковый алиби проверит, – сказал Юра. – Но что-то не похоже, чтобы он…
– Не, не он. Жопой чувствую – он тут не при делах.
– А зачем тогда ты на него кидался?
– Залупистый. Я не люблю таких. – Сергей сделал затяжку, выпустил дым. – Прикинь. В морге облбюро судебных экспертиз сперли часы Смирновой. Сергеич мне сказал. Пиздят все, где только могут. Один ты сидишь на
* * *
Юра сидел на скамеечке у неработающего фонтана перед серым зданием Дома культуры швейников с треугольным фронтоном и колоннами. На стоянке курили таксисты, прислонившись к салатовым «Волгам» с шашечками на дверях. На бюсте полковника Гусаковского с множеством орденов и медалей сидел голубь.
Из-за угла пятиэтажного сталинского дома вышли Андрей – высокий, нескладный, худой – и Саша – маленький, коренастый, с темными волосами и усиками. Юра помахал им рукой, встал со скамейки. Парни поздоровались за руку и пошли к пивбару – облезлой одноэтажной постройке рядом с Домом культуры.
* * *
Юра, Андрей и Саша стояли у круглой стойки, на ней – три полных бокала пива, в трех других – по половине.
– …Обещания я выполняю, – сказал Юра. Он наклонился, открыл дипломат, достал из него номер журнала «Playboy». На обложке певица Мадонна с ярко накрашенными губами запрокинула голову и прикрыла глаза.
– Знаю, что за телка, – сказал Саша. – Слышал по «голосам». Типа, самая сейчас модная певица в Штатах…
– Ты внутрь загляни. – Юра улыбнулся. – Она там тоже есть.
Саша полистал журнал. Андрей смотрел через его плечо.
– Ни фига себе… – Саша чмокнул губами. – Неплохо, неплохо…
– Ладно, прячь, а то и так уже косятся люди. И максимум – на два дня. Все-таки вещественное доказательство.
– У кого, ты говоришь, он был?
– Фарцовщика взяли одного. В «Днепре» работал…
– А как его фамилия? Может, я знаю? – спросил Саша.
– Фамилию не помню. Зовут Жора.
– Жора-обжора… Вроде слышал про такого…
– Ты всегда и про всех слышал. – Андрей хмыкнул.
– Ну, так мне положено. Кто здесь из нас еврей?
Все засмеялись.
– Короче, вы его между собой распределяйте сами, но мне через два дня чтобы вернули. Сам еще не читал толком.
– Вернем, не боись, – Саша улыбнулся. – Все будет в лучшем виде.
– Не знаешь, список запрещенных групп еще не отменили? – спросил Андрей. – Все-таки реформы экономики, ускорение…
– Базары все это, Андрюша, пустые слова, как всегда… – Саша хмыкнул.
– Он не был никогда официальным, – сказал Юра. – Так, рекомендации для комсомольских комитетов.
– Нет, ну я смеялся очень сильно, когда его увидел. – Андрей покачал головой, сделал глоток пива. – Специально ходил в райком комсомола – он там висел: типа, для всеобщего обозрения. До сих пор формулировки помню, почему запрещено. «Пинк Флойд», альбом восемьдесят третьего года, «Файнл кат» – «извращение внешней политики СССР», «Назарет» – «насилие и религиозный мистицизм», «Блэк сабат» – «насилие и мракобесие». Странно, что «Битлз» не включили, могли бы и у них что-нибудь найти, пропаганду секса, например…
– Ну, «Битлз» – их, можно сказать, признали официально. Пластиночки выходили, – сказал Саша. – Еще в семьдесят каком-то году…
– Ага, выходили, – перебил Юра. – Только без названия группы. Просто написано «вокально-инструментальный ансамбль». А песня «Гёрл» – «английская народная». Нормально, да?
– Но «Вечер трудного дня» нормальный же вышел – все песни, как в настоящем, и обложка такая же, – сказал Андрей. – Я вообще слышал, что на «Мелодии» выпустят весь «Лед Зеппелин»… И весь «Дип Перпл». А что «Битлз» весь – совершенно точно…
Пустая пивная кружка пролетела, разбрызгивая пену, над головами парней. Следом за ней еще одна – в противоположном направлении. Послышались крики. Две компании хмурых мужиков под сорок в разных углах пивбара махали руками, кричали. Невысокий мужик с красным носом схватил сразу две кружки, бросил в противников.
4 апреля, пятница
Юра и Сергей курили в опорном пункте, сбрасывая пепел в полулитровую банку с бычками. За окном сыпалась редкая снежная крупа.
– Ну и погода, – сказал Сергей. – Апрель месяц… Настроения, сука, никакого. – Он сделал затяжку, погасил сигарету о край банки, бросил в нее бычок. – Когда уже эта сука приедет? Сколько ее можно ждать?
Из-за приоткрытой двери «детской комнаты» был слышен разговор пацанов лет по двенадцать.
– …Короче, жила баба с мужиком, а за стенкой дед. Дед Тарас. И дед сделал дырку в стене. Мужик – на работу, а дед хуй высунет, и он с ней ебутся. Раз приходит мужик домой на обед, а дома пожрать нет ничего. Она видит – дед хуй высунул. Она его отрезала, на сковороду, пожарила – и мужику своему. Он вилкой ковыряет, ковыряет, потом ей говорит: «Что это – ни рыба, ни мясо… А, это хуй деда Тараса!»
Пацаны заржали.
– Ну дают – совсем еще шпендики, а уже такие анекдоты, – сказал Сергей.
– Скажи еще, что в таком возрасте и слов таких не знал.
– Не, слова, конечно, знал, но… Пойти, что ли, настучать по голове?
– Зачем? Что это даст?
– А за что их забрали? Он не говорил?
– Залезли через забор в автоколонну, срезали брызговики с ЗИЛа. Сказали – себе хотят на велики…
Тот же самый пацан продолжал:
– …Короче, мужик собрался в командировку и думает, как сделать, чтобы жонка его не ебалась, пока его не будет. Взял, трактор ей на животе нарисовал. Он уехал, она ебалась со всеми, ну и трактор стерся. Она пошла к художнику – нарисуй мне трактор. Он спрашивает – с дымом или без? А она не помнит, говорит: ладно, давай с дымом. Мужик приехал, сразу ей: покажи живот. Ну, ты и ебалась, даже трактор завела!