20 000 лет подо льдом
Шрифт:
Но вернемся снова к нашей пещере.
Вход в нее оберегал старый медведь. При нашем приближении он подал знак тревоги. Поднялся бешеный рев не только в пещере, но и снаружи. Из пещеры вырвалась ватага медвежат; Бэби с властелином соскочили с саней, а молодые, вероятно, узнав прибывших, радостно подпрыгивали и плясали вокруг них. Я остался один в санях, и уже начал было беспокоиться, успешно ли закончится мое слишком смелое начинание, - ведь пещера полна еще не укрощенных медведей.
А запряжённые восемь медведей летят прямо в пасть пещеры, и я никак не могу их остановить.
Мелькнула простая, но счастливая мысль - надо немедленно зажечь мою ацетиленовую лампочку. И так, с ослепительным светом, мы влетели в пещеру.
Успех
Я оказался как бы в огромном храме выше собора Святого Петра в Риме. Стенами, столбами, потолком и полом этого храма был блестящий лед. При свете моей лампы казалось, что всё это строение - серебряное, а затененные места в нем блестели изумрудом и ультрамарином. С высочайших потолков - как посмотреть, то кружится голова - свисали ледяные причудливые сосульки, ниже можно было разглядеть аркады причудливых сводов, а дальше, словно кружевные карнизы, занимали пещеру необычно высокие галереи. Посреди пещеры была пропасть, от которой голова шла кругом. Ее пересекала хрустальная ледяная дорожка, похожая на Чертов мост. Заднюю стену закрывали ослепительно белые заслоны из ледяных сосулек, каждая из которых величиной с еловый ствол. В глубине пещеры стоял, как на алтаре, огромный идол - обглоданный скелет древнего слона.
Медведи ободрали с него только мясо - с костями справиться не смогли.
Над этим идолищем свисал примерзший к блестящему потолку двадцатисаженный плезиозавр - панцирный крокодил с длинной лебединой шеей, стозубой челюстью и острым хвостом. Лед посеребрил и его. Неудивительно, что это зрелище потрясло и самих медведей. Замечательное, величественное поражает и животное, а медведи до сих пор жили здесь в темноте, только обонянием отыскивая сокровища пещеры.
А какие огромные были те сокровища!
Вокруг с каждой стены сквозь лед вырисовывались контуры удивительных древних животных (которых не отыщешь ни в одной классификации). Тела их спрятаны во льду - наружу торчат только страшные головы.
Мясо этих великанов съедобное. Двадцать тысяч лет хранится оно во льду. А запасы его так велики, что трудно даже заметить, что уже съели медведи из этого неиссякаемого склада. Бедные, они с муками получают каждый кусок, языком слизывая лед, пока доберутся до еды. Каторжная работа! Я принес им облегчение. Медведи мучились, пытаясь вылизать из ледовой скалы тело жирного мастодонта - допотопного слона. К счастью, к мясу они еще не добрались. Это очень важно. Ведь и домашнее животное сердится и даже готово укусить своего хозяина, когда тот мешает ему есть. И наоборот, животное становится ласковым, когда видит, что ее собираются кормить. Я прежде всего защитил свои сани от любого нападения - развел огонь трехногом чугунном котле и поставил котел на груз. Огонь держал медведей на безопасном расстоянии. После этого я взял кирку, железный лом, повесил на плечо лампу и принялся освобождать мастодонта. Своим орудием я легко сделал во льду такую щель, из которой можно было добыть одну ногу великана.
Ветчина, которой две тысячи лет!
Зная, что самым вкусным куском слоновой мяса является нога, я отрубил от нее кусок величиной в двадцать пять фунтов и топором отсек по голени. Мясо было еще свежее.
Медвежье племя все время с благоговейным испугом сидело вокруг и нетерпеливо облизывало морды.
Все вынуждены были ждать спокойно, потому что когда кто-
то шевелился, я поворачивал лампу в его сторону, и от слепящего света становилось смирным и самое дикое животное. Первую, наилучшую часть, я дал королевской паре. Это была лапа слона. Однако, ранее я сам отведал мяса. Оно было хорошо на вкус, но твердое, как подошва. Мне стало ясно, что я не смогу иметь общей кухни с медведями. Потом я отрезал столько кусков, сколько насчитал укрощенных хлороформом медведей. Крупнейшие куски получила восьмерка, что тянула сани. Этих я особенно хотел привлечь к себе. Укрощенных медведей легко можно было узнать по следам от смазанных рыбьим жиром ошейников.
Остатки достались широкой «публике», которая сразу же взялась за дело и хлопотала тех пор, пока не остались только кости.
А я тем временем спокойно закончил работу. План у меня уже созрел.
До сих пор мне удавалось выкручиваться из тяжелейших ситуаций счастливыми и смелыми выдумками. И теперь я не мог примириться с мыслью, что моя судьба зависит от ласки или немилость диких зверей. Ведь какой-то медведь может взбеситься и содрать с меня кожу! Кроме того, и продукты не удовлетворяли меня.
У меня возник план. Среди пещеры есть пропасть, из которой торчат высокие ледовые скалы. Все это напоминает огромную тюрьму. Над пропастью свисает, как своды моста, масса льда. На этот мост я вытащил сани и притащил с корабля подъемную машину - похожую на те, которыми каменщики в городах поднимаются на самые высокие этажи. Посреди моста я вбил железный кол, прикрепил к нему подъемник и вместе с грузом, который могла удержать машина, спустился на дно пропасти.
Там, первым делом, необходимо было найти хорошо защищенное место для постоянного жилья.
Надо отметить, что в пещере, было не так холодно, как в каютах «Тегетгофа». На корабле было 28 ° холода, тогда как на улице - 32 ° ниже нуля. В пещере же термометр показывал только 12 ° мороза, а на дне пропасти - всего 8 °. Это было для меня неожиданностью. Ведь тепло всегда поднимается вверх, а тут, оказалось, наоборот. О причине этого явления я узнал позже.
Разведав все вокруг, я решил разбить лагерь именно на этом месте.
Две ледовые глыбы образовали естественное углубление в стене пропасти. Сюда можно сложить все мои запасы. Я начал стягивать их вместе, и за работой не было, когда даже вверх глянуть.
Пятнадцать раз пришлось подниматься и спускаться, пока весь груз попал в мой склад.
Когда работа была завершена, я мог сказать, что все мое «предприятие» построено на льду. Теперь оставалось только наладить производство консервов гуляша.
С «Тегетгофа» я принес с собой такой котел, в котором под давлением пара даже кости могли разомлеть на студень. Котел стоял на треножнике, и поэтому его можно было поставить в любом месте и варить в нем без малейшей опасности.
Но как же с топливом? Тем углем и дровами, что я принес с собой, буду только разжигать, а топить буду добытым изо льда мясом. То, что мясо хорошее топливо, знали еще англичане. Они когда-то в Египте топили мумиями паровые машины. А здесь у меня мяса сколько угодно. Вкусное сварю для еды, а худшим буду топить.
Так поразмыслив, я прицепил фонарь на грудь и пошел разведывать шахту с мясом. Здесь была все-таки настоящая шахта! На дне пещеры лежала ледовая поляна, похожая на огромный танцевальный зал с блестящей зеркальной плитой вместо обычного пола.
При свете фонаря сквозь прозрачный пол я увидел большой, почти необозримый музей. Первобытные животные, которых вода унесла в глубину пещеры, лежали огромной кучей.
Лабиринт чудовищ! Бесформенные неуклюжие массы, выродки природы: полуптицы, полукрокодилы, толстокожие, кольчатопанцирные чудища с двухсаженными клыками и страшными рогами, великаны имеющие, вероятно, по двести центнеров веса. Здесь и загадочные твари, которые и летают, и ползают, и четвероногие птицы, тело которых обросло шерстью. Здесь и чудовища, похожие на гадов, но с рогами на лбу и с подковообразными ногами на передней части тела, здесь и черепахи с длинными хвостами, и жабы с зубастыми челюстями.