20-ть любительских переводов (сборник)
Шрифт:
«1686», – проинформировал Ян. И я посчитала в уме. Мария оплакивала своего погибшего солдата в общем, где-то двенадцать – четырнадцать лет, не ослабляя тоски по нему. Была ли это любовь или патологическая одержимость? Я не знала.
Я точно знала, что она была тем утром в церкви и ушла в середине службы, не находя там утешения. Неужели она больше не верила, что когда-нибудь увидит Виллема на небесах? Этого конечно я не знала. Воспоминания Марии раскрывали ее переживания и эмоции, но ее мысли были понятны только в том виде, в каком они возникали на данный момент. И я не была с ней в церкви и не могла точно знать,
И вдруг, внезапно на моем последнем сеансе в Делфте, я смогла это понять.
. . .
«Госпожа Мария! Еще бумажки с небес!»
Соседская девочка протягивает свою ладошку. На ней лежит почерневший, обрывок бумаги. Маленькое личико ребенка сияет от возбуждения: «Они падают около пруда Виссера. Я видела это! Послания от ангелов!»
«Можно взглянуть?»
«Не касайтесь, бумажка очень хрупкая. Она упала прямо на меня!»
Я смотрю на обугленную бумагу, неужели она почернела от долгого падения с небес? Наверно в этих посланиях, старые поблекшие воспоминания о других людях, которые находятся далеко от Делфта. Ребенок убегает, чтобы показать свое сокровище кому-то другому, а я срываю с крючка свою шаль и направляюсь к пруду Виссера, за городскими стенами.
Земля здесь склизкая, когда влажная, но сейчас под жарким солнцем, довольно сухая. Пруд Виссера болотистый, забит водорослями и сорняками. Вот где отец добывал своих «зверюшек» для изучения. В полевых цветах жужжат насекомые. Я расстилаю шаль на земле и сажусь, подставляя лицо ветру, колышущему воду в пруду. Я жду.
Это долгое ожидание.
Наконец я вижу падающий с неба, клочок бумаги. Он приземляется на мою шаль, почти на подол юбки. Обугленный, бесцветный – я не могу прочитать ничего, что на нем написано. Но мне это и не нужно. Счастье наполняет меня так, как свежий росток из сухой земли и я громко смеюсь.
Это послание пришло прямо ко мне. Это должно быть от Виллема. Значит небеса существуют, души реальны и вместо того, чтобы наказать меня за сомнения в этом, Бог в своей бесконечной милости позволил Виллему послать мне этот драгоценный знак веры и любви.
Я громко смеюсь – когда в последний раз я так смеялась? Потом я плачу, стараясь, чтобы мои слезы не попали на хрупкую бумагу. Я сижу там и чувствую, как любовь Виллема проникает в меня, как солнечный свет.
Меня любят.
Когда я наконец поднимаю этот клочок бумаги и осторожно держу его на ладони, как это делала маленькая девочка, солнце над городом было уже низко. Придя домой, ощутила запах приготовления еды, идущий от кухни, а Джозьфьен уже зажег свечи в мастерской отца. Он сердито смотрит на меня.
«Где ты была?»
«Отец взгляни! Пожалуйста. Это упало с неба около пруда Виссера». Я протягиваю клочок бумаги.
«Да, да, я знаю», – говорит он, – у меня уже есть такой образец – тебе не нужно было доставать его для меня».
Он говорит гораздо больше…
…но мой голландский, не достаточно хорош для полного понимания…
…перед тем как он смотрит в один из своих маленьких микроскопов, он регулирует расстояние предметной иглы от линзы. Он протягивает мне микроскоп, и я смотрю.
Вся моя наполненная радость, улетучивается. Я пуста, как скорлупа. Я комкаю свое послание с небес, и оно черным песчаным дождем падает на пол.
Я сняла провода с головы, не дожидаясь Коры, которая крикнула: «Эй!» Ян смотрел на экран, пока он не погас. Затем перевел взгляд на меня.
Я не могла выдавить ни слова, мое горло сдавило.
Ян проинформировал: «В семнадцатом веке считалось, что случайные обрывки бумаги действительно падали с небес и они на самом деле были похожи на бумагу по составу и толщине. Левенгук обследовал одну из них в 1678 году и обнаружил, что это были маленькие листики сушенных водорослей, обожженные солнцем и достаточно легкие, чтобы их можно было поднять в воздух и развеять ветром. Он пропитал часть такой «бумажки» водой и выяснил, что это водоросли. Затем он провел процесс в обратном направлении, чтобы создать «такие послания», он просто высушил свежие водоросли. Думаю, что это то, что он показал Марии, скорее всего так. Елена, ты так поняла его объяснения?»
«Нет, – ответила я, – все, что я смогла понять, разбило мое сердце. Наихудший вид эмоционального состояния: неожиданная надежда…и тут же внезапно разбитая вдребезги».
Мы вот также с Лейлой думали, что моему отцу становится лучше…
Кора спросила: «Значит никакого диалога вообще? Ничего, ничего?»
«Увы, ничего», – солгала я. У меня не было сил пересказывать разговор отца с дочерью, да и вообще, Ян уже все объяснил.
Кора сказала сердито: «Ну, если у тебя нет никакого диалога из этого сеанса, как насчет того, чтобы сделать еще один сегодня вечером, ты говорила, что твой самолет улетает ближе к полуночи, так что, если ты…»
«Кора! – резко прервал ее Ян, – не стоит, разве ты не видишь насколько она слаба сейчас?»
«И кто именно, Ян де Кнайт, дал тебе право здесь командовать? В последний раз, когда я уточняла этот момент, ты прикреплен к проекту только до тех пор, пока мы с Еленой…»
«Неужели у тебя нет чувства справедливости по отношению к Елене? Она…»
«Прекратите! – вмешалась я в их перепалку, повышая свой голос настолько, насколько была в силах. – Я сделаю сегодня еще один сеанс».
Я уже решила, что я это сделаю. Что угодно.
Кора, ставшая теперь такой угодливой и милой, когда я потакаю ее желаниям, принесла мне бутерброды, печенье и кофе, оставив все это около кушетки. Я сказала ей и Яну, чтобы они не возвращались часа три как минимум; мне нужно было поспать. На самом деле я проспала всего час, настроив так свой будильник.
Я позвонила в авиакомпанию и перебронировала свой рейс на завтрашний вечер, искренне надеясь, что к тому времени я точно улечу домой.