20000 миль под парусами
Шрифт:
Итак, «Товарищ» снова на якоре.
Паруса убраны, закреплены, рангоут выправлен, снасти обтянуты, палубы вымыты с песком, медь горит, экипаж с ног до головы одет в чистую белую форму. Ждем властей.
Перед нами высокая, уходящая в небо зеленая гора. Верхушки ее скрыты облаками. Подошва и все склоны застроены сияющими на солнце белыми зданиями. В городе много флагов, цветочных гирлянд, арок. Гремит музыка.
Сегодня, 5 октября, день годовщины свержения в Португалии монархического строя и объявления ее республикой.
На рейде несколько пароходов, яхт, катеров и много красивых ярко раскрашенных шлюпок. Неподалеку от нас стоит на мертвых якорях разоруженный четырехмачтовый парусный корабль. Он имеет ржавый, грязный, запущенный вид. Когда-то он был лучше и быстроходнее «Товарища»; на носу его до сих пор сохранилась красивая белая статуя и золотая резьба. На палубе ни души.
Это пловучий угольный склад для снабжения заходящих на Фунчальский рейд пароходов. Такова печальная участь большинства парусных кораблей…
В Фунчале
Власти не заставили себя долго ждать. На моторном катере прибыли начальник порта, карантинный врач, помощник управляющего таможней и два чиновника. Все они говорили по-английски, и формальности были быстро закончены.
В Фунчале ждали нашего прибытия. Перед отходом из Англии мы сообщили нашим родным и знакомым, чтобы они писали нам в Фунчал, и на здешней почте лежали груды писем, адресованных на «Товарищ».
Если в Англии, в порты которой постоянно заходят советские пароходы и где проживает немалое количество советских граждан, так называемая «широкая публика» представляла себе большевиков чем-то вроде леших, то можно вообразить, как, поджидая наш пароход {12} , представляли нас себе португальские власти в Фунчале. Они были удивлены прекрасным видом советского судна и его экипажа. И, действительно, чисто выбритые, отлично одетые, мы производили великолепное впечатление. Карантинный врач больше всего был поражен блестящим видом нашего нового лазарета и сообщением нашего доктора, что за весь переход не было ни одного больного.
— Неужели совсем ни одного? — спросил португалец.
— Нет, был один, только не с очень серьезной болезнью.
— Вот, видите, все-таки один был! А что с ним было?
— Да видите ли, при мойке ему мыло в глаз попало…
— Что?..— переспросил португалец.
— Мылом, говорю, в глаз брызнуло, — повторил наш доктор.
Португальцы принялись неистово хохотать.
Этим анекдотом закончились все формальности, и нам было дано право сообщения с берегом.
Власти уехали, а за ними, на ярко раскрашенных шлюпках, облепивших наше судно, как мухи, съехала на берег и первая вахта.
Кают-компания, по обычаю всех портов мира, мгновенно наводнилась поставщиками: тут были мясники, зеленщики, виноторговцы, содержатели ресторанов, прачки, портные… Все совали свои визитные карточки, рекомендательные письма, жестикулировали и кричали на разных языках.
Кроме свежей воды, мяса, овощей и фруктов, нам в сущности ничего не нужно было, и наш выбор остановился на пожилом и очень солидном на вид сеньоре Карло-Евгениос-Taвapec-да-Сильва. Сеньор Таварес обещал нам доставить все самого высшего сорта и по самой умеренной цене. В старое время он снабжал провизией и материалами все русские военные суда, заходившие на Мадеру, и был уверен, что представители нового правительства останутся им тоже довольны.
Вместе с помощниками я съехал на берег в прекрасной собственной шлюпке сеньора Тавареса, выкрашенной в нежно-зеленую краску с полосатым черно-малиновым фальшбортом.
Нельзя было отказаться посмотреть контору и собственный склад любезного хозяина. Описывать их нечего. Контора как контора и склад как склад, но старая мадера, которой нас угостил сеньор Таварес, была действительно хороша. Не знаю, кто виноват, мадерские ли виноделы или наш Винторг, но фунчальская мадера совсем не похожа на московскую…
Выйдя из склада Тавареса, мы сели в автомобиль и, по обычной программе всех посещающих Мадеру туристов, отправились на вершину одного из пиков, в Монте-Палас-отель, чтобы, полюбовавшись оттуда на красивую панораму города, спуститься вниз с горы на салазках — да, на салазках: на Мадере это обычный способ езды по горам.
Хорошо вымощенные гладко отшлифованным камнем дороги ведут к виноградникам, фруктовым садам, виллам, домам и домикам, которыми усеян весь южный склон горы.
Большинство этих дорог идет зигзагами, но две или три сбегают почти прямой линией с вершины к подножью.
Вверх на гору подымаются в санях, запряженных быками, а последнее время и на автомобилях.
Вниз спускаются по прямой дороге на санях без упряжки.
Пассажирские сани, или, вернее, салазки, состоят из пары полозьев, сделанных из очень крепкого и гладко отшлифованного дерева. Полозья длинные, и посредине их устроена маленькая платформа с плетеным двухместным креслом и упором для ног. К задней части полозьев привязаны две веревки. Сани подтаскиваются к краю крутого спуска, и двое здоровенных португальцев удерживают их сзади за веревки. Вы садитесь в кресло, крепко упираетесь ногами в упор. Португальцы отпускают веревки, вскакивают сзади на полозья, и вы с быстротой поезда летите вниз. При поворотах — правда, не очень крутых — стоящие сзади португальцы правят санями, отталкиваясь ногами в стороны. При сильном разбеге соскакивают на полном ходу и тормозят за веревки. Такой спуск с горы требует крепких нервов. Американские и английские туристки, необыкновенно любящие этот спорт, визжат на всю улицу.
Вверх по дороге зигзагами мы поднимались на автомобиле сорок пять минут. А вниз скатились в девять минут. Мелькали дома, сады. Mope быстро надвигалось нам навстречу, и стоявшие на рейде суда росли и летели на нас, как на экране летит прямо на зрителя поезд.
Внизу, в городе, на улицах и бульварах двигалась густая толпа нарядно одетых людей. Играли военные оркестры. На открытых эстрадах выступали певцы.
Около отеля, в который мы направились ужинать, нам встретился начальник порта. Лицо его было несколько встревожено.
— Мне очень жаль,— сказал он, пожимая нам руки,— но я должен сообщить вам не особенно приятную новость: я докладывал губернатору о великолепном состоянии судна, дисциплине и прекрасном впечатлении, которое на меня произвел экипаж, но губернатор опасается пропаганды и запросил по телеграфу специальных инструкций из Лиссабона. Во всяком случае, он дал распоряжение полицмейстеру зорко следить за поведением ваших людей в городе и при малейшем инциденте немедленно прекратить всякое сообщение корабля с берегом.