2008_38 (586)
Шрифт:
ОТДЕЛ РАЗНЫХ ДЕЛ
ХОЛОСТОЙ ВЫСТРЕЛ
Р.Б. Жданович решил вспомнить мой давний поединок с А. Королёвым о последней дуэли Пушкина («Д», № 21/570). Королёв доболтался тогда до того, что обвинил Пушкина в нарушении дуэльного кодекса и заявил, что стрелять лёжа на снегу с пулей в животе поэту было гораздо удобней, чем Дантесу, стоя. Я напомнил, что Пушкин был убит морально непониманием окружающих, даже самых близких из них, что исход дуэли для Пушкина и России был решён первым же выстрелом и что долгие рассуждения о втором выстреле — это из желания блеснуть своей эрудицией (и, соответственно, Пушкина принизить). Роман Борисович со свойственным ему вниманием к третьестепенным деталям обратился к последуэльным обстоятельствам и словами прозаика А. Сегеня заявил, что «чудовищно коварный Геккерн» предусмотрительно прислал к месту дуэли карету, чтобы окончательно добить Пушкина в этом тряском
В той давней публикации я писал, что пора перестать обвинять Дантеса в ношении бронежилета — согласно кодексу, секунданты были обязаны осмотреть одежду дуэлянтов и потребовать удаления из неё всех металлических предметов, в том числе крупных пуговиц, портсигаров и т. п. Если секундант Пушкина К. Данзас такой осмотр не произвёл, это не даёт основания приписывать Геккерну и его приёмному сыну всё, что наша ерундиция и «классовое чутьё» подскажут. Наличие бронежилета непременно выявилось бы и без ощупывания одежды секундантами при обмене выстрелами. Но я тогда не обратил внимания на хронологию появления версий с пуговицей и бронежилетом. Есть исследователи, которые это рассмотрели.
В приложении к репринтному переизданию дореволюционной публикации военно-судного дела по поводу состоявшейся дуэли даны два очерка Д.А. Алексеева. Ни в каких официальных документах периода расследования дуэли, как со стороны друзей Пушкина, так и от его противников, мундирная пуговица вообще не упоминалась! «Пуговица» — это досужий домысел петербургского общества (включая близких друзей поэта), пытавшегося осмыслить, как это Дантес, в которого попала пуля, оказался не убит, а сравнительно легко ранен. Кольчуга или бронежилет вообще были «изобретены» псевдозащитниками Пушкина (не только содержания дуэльного кодекса, но и о самом факте существования такого кодекса не знавшими) только в советское время.
От внимания широкого читателя как-то ускользает, что доктор В.И. Даль произвёл вскрытие брюшной полости умершего Пушкина. Результаты вскрытия позволяют сказать следующее:
— Пушкин скончался не от огнестрельной травмы жизненно важных органов — они не были задеты;
— Пушкин скончался не от внутреннего кровотечения — крупные сосуды также не были задеты;
— Пушкин умер через 46 часов после ранения от перитонита, который был тогда неизлечим, да и сейчас представляет грозное осложнение внутрибрюшных травм и т. п.;
— необходимо отказаться от формулировок типа «Пушкин был убит на дуэли» — он скончался от осложнения полученного на дуэли ранения.
Пуля Дантеса металась в большом тазе тела Пушкина, не имея энергии его пробить насквозь. Разрушения, произведённые ею, были сравнительно невелики, что вполне соотносится с небольшой травмой, причинённой телу Дантеса пулей Пушкина. Эти два коррелирующихся факта требуют объяснения, и Алексеев его находит: ввиду обоюдного стремления противников к кровавому исходу дуэли и назначенного малого расстояния (10 шагов или 7–8 метров) секунданты по предложению Данзаса (возможно, молчаливому, показом) положили в пистолеты минимальный заряд пороха. Пистолеты Дантеса и Пушкина были однотипны и принимали заряд от 0,5 до 3,8 г пороха. При полном заряде пуля из такого пистолета на дистанции 25 м пробивала пакет сухих сосновых досок общей толщиной 15–20 см! Выбор величины заряда в пределах почти восьмикратного колебания находился на усмотрении секундантов, которые принимали его согласованно, учитывая дистанцию поединка и другие факторы. Согласно дуэльному кодексу секунданты должны были снаряжать пистолеты под наблюдением друг друга и в стороне от дуэлянтов. Они могли переговариваться, но кодекс запрещал обсуждать, приведёт ли дуэль к гибели противников. Порох отмерялся цилиндрической меркой с дном в виде поршня. Данзас, стремившийся спасти Пушкина, мог молча показать д’Аршиаку минимальное углубление дна, на что он, будучи двоюродным братом Дантеса и болея за его судьбу, также молчаливо согласился. Впрочем, инициатива могла исходить и от д’Аршиака. На деле же получилось наоборот: при более сильном заряде пуля Дантеса могла бы пройти из места попадания навылет, не вламываясь в большой таз и не приводя к осложнению в виде воспаления брюшных органов. Военно-судная комиссия вопроса о величине заряда Данзасу не задавала, а д’Аршиак предусмотрительно выехал во Францию, но Данзас и сам, видимо, мучился трагическими последствиями решения о величине заряда всю жизнь.
По требованию раненого Пушкина Дантес встал на барьер правым боком вперёд, прикрыв грудь согнутой в локте правой рукой. Пуля Пушкина пробила её мягкие ткани насквозь, но почти касательно, в четырёх пальцах ниже локтя (т. е. в согнутом положении — выше локтя) и, скользнув по одному из правых нижних рёбер, улетела дальше. Возьми Пушкин на 3–4 см левее и чуть ниже, она, скорее всего, пробила бы печень Дантеса, что также привело бы тогда к смерти из-за внутреннего кровотечения. А. Королёв возмущался, что пистолеты Пушкина не были пристреляны. А когда их было пристреливать? Оскорбительное письмо старому Геккерну Пушкин послал 27 января (ст. ст.). В тот же день Дантес взамен него (Геккерну, как Посланнику, стреляться было нельзя) потребовал дуэли и в отличие от предыдущего столкновения, когда Геккерны просили отсрочки и Пушкин её предоставил, требовал немедленного поединка, грозя отсрочку представить в обществе как бесчестный отказ от дуэли. Ещё утром в день дуэли у Пушкина не было ни пистолетов, ни секунданта. Пистолеты были взяты в магазине Куракина за час до приезда на место дуэли. Впрочем, когда стреляют на расстоянии 7 метров, предварительная пристрелка не так уж и важна. Точка попадания пули Пушкина обусловлена тем, что Пушкин стрелял полулёжа, опираясь левой рукой о снег, и, соответственно, намного заваливая пистолет вправо. Вместо удобства, которое узрел в этой позе А. Королёв, траектория выстрела закономерно сместилась вправо и вверх, что и спасло жизнь Дантеса. Пуговицы и бронежилеты здесь ни при чём.
При всём нашем эмоциональном восприятии результатов этой дуэли и неприязни к Дантесу нет никаких оснований обвинять его в бесчестном поведении на поединке. Дуэльного кодекса он не нарушал. Фигура старого барона Геккерна вообще не может вызвать ничего, кроме неприязни, но это не даёт нам права клеветать на него. Утверждение Ждановича-Сегеня, что он умышленно «подсунул» раненому Пушкину карету, чтобы побольнее его растрясти, звучит не просто абсурдно, но и дико. В отличие от Р.Б. Ждановича, барон не знал заранее результатов поединка, но он точно знал, что Пушкин — отличный стрелок. Карета у Комендантской дачи предназначалась не Пушкину. Необходимо было скрытно, не для глаз столичных зевак, провезти домой раненого или даже убитого Дантеса, но судьба ему улыбнулась — везти пришлось Пушкина, которому, в отличие от Ждановича, было уже не до деталей. Но если уж Роману Борисовичу так хочется деталей, то вот они.
Пушкин с Данзасом приехали в назначенное место за северной окраиной Петербурга в нанятых извозчичьих санях на два человека. В таких же санях приехали Дантес с д’Аршиаком. Такие городские сидячие санки были непригодны для перевозки тяжелораненого и убитого: первому неудобно, второго везти по столице в открытом виде недопустимо — за дуэль ведь по уставу полагалось карать виселицей не только дуэлянтов, но и их секундантов (правда, ни об одном точном исполнении этого пункта устава читать не приходилось). Жданович упрекает Данзаса, что тот не позаботился, как везти своего друга, если он пострадает на дуэли. Но ведь Пушкин пригласил его в секунданты только в день дуэли; у Данзаса совершенно не было на это времени. Луи Геккерн был готов к организации поединка (не к изготовлению бронежилетов, конечно) ещё с ноября и в вопросе транспортировки раненого оказался более предусмотрителен.
Извозчиков незачем было посвящать в занятия господ, поэтому, проехав городскую заставу (Выборгскую заставу), Комендантскую дачу и ещё несколько сот метров по заснеженной дороге, их оставили ожидать, а сами ушли через заваленные снегом огороды в кустарники. Место дуэли было выбрано примерно в 500 м от Комендантской дачи. После обмена выстрелами стало ясно, что Пушкин не может дойти до оставленных саней. Пришлось крикнуть извозчиков (они находились примерно в 80 м от места поединка). Извозчики поехали по глубоко заснеженному полю через дренажные канавы, уткнулись в жердяной забор огорода, разобрали его с помощью Данзаса и д’Аршиака. Пушкина уложили в сани. «Положенный в тряские сани, — писал кн. П.А. Вяземскому перед отъездом д’Аршиак, — он на расстоянии полуверсты самой скверной дороги сильно страдал, но не жаловался». В поздних воспоминаниях Данзаса, записанных А. Аммосовым, говорится: «Общими силами усадив его бережно в сани, Данзас приказал извозчику ехать шагом, а сам пошёл пешком подле саней вместе с д’Аршиаком». Вот это сообщение более правдоподобно: в тесных городских санках Пушкин должен был сидеть, а это ещё больше усиливало тряску. И когда бы эта пешая процессия под пронизывающим ледяным ветром с залива в уже наступившей ночной темноте добралась до Мойки, спросим мы у бдительного Ждановича? Персонаж романа Сегеня, так очаровавший Романа Борисовича, предлагал везти Пушкина именно в тряских санях или вообще нести на носилках. Это — благоглупость, которая, увы, часто очаровывает нашего записного эрудита.
Только у Комендантской дачи Пушкина смогли переложить в экипаж Геккернов. Но действительно ли карету прислал барон Луи? Нет, нет, здесь Роман Борисович не перебдел: во всех документах о дуэли действительно употреблялся термин «карета». Каретой называют колёсный экипаж, но наличия колёс ещё недостаточно, чтобы любую повозку назвать каретой. У кареты непременно должна быть закрытая гондола или кабина с дверцами и окошками. Это очень дорогой и никогда широко не распространённый экипаж, в отличие от кибиток, дававших лишь небольшое укрытие от ветра и осадков. Наличие кабины — гораздо более важная характеристика кареты, чем наличие колёс. Иногда каретой называли и зимний экипаж с кабиной на полозьях. Имелись также универсальные конструкции экипажей, которые можно было переставлять по сезону на полозья или колёса. Скорее всего, Луи Геккерн прислал санную карету, а полозья значительно снижают тряску. Это только предположение, но вот на чём оно основано.