2008_41 (589)
Шрифт:
— Это было около 20 часов, — говорит Виктор Имантович. — Люди стояли возле памятника и скандировали: «Фашизм не пройдет!»
ОМОН появился неожиданно. У меня на пальто был прикреплен депутатский значок. Я предупредил людей, чтобы, не вступая в переговоры с ОМОНом, сразу уходили в метро. Мы не заметили, откуда они взялись. Крадучись, прошли за троллейбусами, с двух сторон бросились на людей. Зрелище было жуткое. Я многое видел как кадровый военный и офицер, и могу твердо сказать, что это — не люди. Не знаю, откуда такие берутся. Можно понять, когда дерутся мужчины. Но, когда избивают женщин, стариков, детей, зверски, садистски — этого я понять не могу. Я пошел навстречу и обратился к ОМОНу, крича: «Стойте, остановитесь».
Людей гнали, как скот, давя и круша всех на пути. От омоновцев страшно несло перегаром. В это время получил удар по голове, упал, били ногами… Потерял сознание. Очнулся, когда меня пытались поднять женщины. Они меня и увезли в Институт Склифосовского, там сделали рентген, наложили мне на руку гипс. Хотели госпитализировать, но я попросил отвезти меня домой.
— Виктор Имантович! Вы человек военный. Объясните, но как же все-таки понять поведение милиции. Почему она, выполняя приказы режима, узурпировавшего власть, ставит себя в положение людей, преступивших закон?
— Я понимаю, да, милиция поставлена в трудное положение. Она должна стоять на страже закона. Когда же ей отдаются приказы людьми, преступившими Конституцию и закон, они должны сделать уже личный выбор.
— Вы думаете, они отдают себе в этом отчет?
— Безусловно. Но, когда нужно делать нравственный выбор, оказалось, что все-таки подавляющее большинство этот выбор сделать не сумело и стало выполнять приказ вышестоящего начальника, вполне осознавая, что нарушает закон. И тем самым они подписали себе приговор. Даже если случится невероятное и те, кто попрал Конституцию и закон, победят, хотя лично я отлично вижу уже, что ситуация складывается не в их пользу, все равно наступит момент, когда всем им придется отвечать.
Уже достаточно собрано объективных свидетельств — и кино-, и фотоматериалы, и публикации в иностранной прессе, не говоря уже о нашей.
И все те, кто сегодня потакает своим звериным инстинктам, предстанут перед судом. Повторю то, что сказал уже «Правде»: я занимался в свое время проблемами рижского ОМОНа и вечером 27 сентября сказал об этом омоновцам в Москве, стоявшим у Краснопресненского райсовета. Рижский ОМОН действовал строго по закону, защищая Конституцию СССР. И Москва их сдала. На них устроили облаву. Но они сражались за идею, благородную идею защиты Родины. И, в конце концов, им было куда отступать.
Но эти люди… Они преступили в первую очередь черту милосердия и этим самым отрезали к себе путь людского прощения и сострадания. И когда наступит в стране мир, а это будет, и очень скоро, их будут все гнать, как бешеных собак. Им не будет прощения народного. На что же рассчитывают?..
— Но, скажите, почему же такая низкая правовая культура у офицеров милиции? Ведь им же всем хорошо известно, что решением Верховного Совета Российской Федерации Ерин от должности отрешен?
— Они, конечно, осведомлены обо всех указах, о том, что Конституционный суд признал действия министра внутренних дел незаконными. Но они рассчитывают, что за действия их будет нести ответственность начальник и за то, что он бьет ногой в живот сбитую им женщину, он отвечать не будет.
Но это иллюзия. Найдем каждого. И с каждого спросим. И этому в истории России были уже примеры. И я не советую работникам милиции уподобляться тем темным силам, для которых, кроме сиюминутных начальников, власти не существует.
— Значит, историческая необходимость их толкает к единственному решению: к гражданскому и нравственному суду самими над собой.
— Я не могу сказать, что вся милиция одинакова. Я наблюдал душераздирающие сцены, когда у метро «Баррикадная» отряды милиции проходили народным коридором позора. И я видел, и не раз, тяжелые слезы на лицах немолодых офицеров милиции. И если бы все они, наконец, отказались выполнять преступные приказы, народ вздохнул бы свободно. Потому что его победить невозможно: ни дубинками, ни кованым сапогом. Это наш советский народ, у него огромное человеческое достоинство. Такой народ непобедим.
Г. ОРЕХАНОВА,
«Советская Россия», № 117, 1993 г.
СТАЛИН О ГРУЗИИ
"Самая склочная республика — Грузия…" — вынужден был констатировать Иосиф Виссарионович, рассказывая, сколько дрязг и склок доставляет ее элита (И. Сталин, Соч., ОГИЗ, 1947 г., т.6, стр. 209). Сказано это было на XIII съезде партии (май 1923 г.), на котором им же была вскрыта неприглядная картина поведения партийной верхушки и состояния национального вопроса. И только к 1923 году, в результате действенных мер партии, она"…оказалась замкнутой в партийном отношении". Точность и весомость сталинских формулировок общеизвестна; стало быть, его уточнение — "в партийном отношении" — сделано не напрасно и имеет определенный смысл.
Склоки в партийном аппарате приутихли; однако склоки в национальном вопросе лишь получили видимость решения.
Что имелось в виду? Об этом И.В. Сталин докладывал на предыдущем, XII съезде партии: "Возьмем Грузию. Там имеется более 30 % негрузинского населения. Среди них: армяне, абхазцы, аджары, осетины, татары. Во главе стоят грузины. Среди части грузинских родилась и развивается идея — не очень считаться с этими мелкими национальностями: они менее культурны, менее, мол, развиты, а потому можно и не считаться с ними. Это есть шовинизм — шовинизм вредный и опасный, ибо он может превратить маленькую Грузинскую республику в арену склоки" (И. Сталин, Соч., ОГИЗ, 1947 г., т.5, стр. 249–250).
Сталин, конечно, выразился деликатно — "в арену склоки", тогда как на самом деле, стремясь «грузифицировать» прочие нации, грузинские партийные бонзы превратили республику в арену геноцида. Для чего и потребовались жесткие методы обуздания республиканского партаппарата, иначе ситуация грозила превратиться в чрезвычайную.
"Если бы Советская власть не сумела в Закавказье поставить орган национального мира, могущий урегулировать трения и конфликты, мы вернулись бы к эпохе… когда люди жгли и резали друг друга". (Там же, стр. 251–252)