2012: Вторая Великая Отечественная. Дилогия
Шрифт:
Один из офицеров в форме вермахта подошел к контрольному пункту и стал выспрашивать что-то на ломаном польском. Ему ответили по-немецки. По мере развития диалога лицо его все больше вытягивалось, он заметно занервничал и, прервав разговор, быстро вернулся к своему автомобилю, на ходу бросив несколько фраз окружившей его группе немцев. Вскоре легковушки и два грузовика стали разворачиваться на шоссе и отправились в обратный путь. Некоторое время спустя за ними последовали и подводы. Еще через полчаса на дороге показался мотоцикл, высадивший недалеко от пограничного
Не прошло и полутора часов, как пограничники и таможенники получили наконец какие-то распоряжения сверху. Они принялись разворачивать очередь автомобилей, скопившихся перед КПП, и, подгоняя водителей при помощи всего богатства русской лексики, направлять их в обратную сторону, к Калининграду. Еще через час к КПП подъехал БТР-70 и грузовик «Урал», из которого стали выскакивать пограничники и, повинуясь командам лейтенанта, разбегаться в стороны от шоссе, занимая позиции и начиная окапываться. БТР сдал немного назад и встал у поворота дороги, частично спрятавшись за угол старого кирпичного здания еще немецкой постройки.
Перед зданием облвоенкомата гудела толпа. Но здесь уже было видно некое подобие организации: перед зданием было расставлено несколько столов, за которыми сидели военные с какими-то бумагами. К этим столам выстроились очереди. Покрутив головой и обнаружив столик с надписью «Информация», я пристроился в хвост самой длинной очереди.
— Ну, что тут? — спросил я своего собрата по несчастью, стоявшего передо мной.
— Все просто: сортируют нашего брата и расписывают — кого куда. Ща узнаем, к какому столику пристраиваться, а там уже скажут… — он махнул рукой.
Наша очередь продвигалась неспешно, но вот наконец и я предстал перед мужичком явно пенсионного возраста в защитного цвета рубахе без знаков различия. Его камуфляжная куртка с серым воротником искусственного меха висела на спинке стула.
— Военный билет есть? — бросил он, на мгновение оторвав взгляд от списков и посмотрев на меня.
— Нету. В отпуске же… — я отрицательно помотал головой.
— Тогда паспорт, — мужичок опустил голову, снова уткнувшись в свои списки. Я протянул свой паспорт. Мужичок раскрыл его и стал аккуратно, не торопясь, записывать мои паспортные данные. Покончив с этим делом, он задал следующий вопрос:
— Состав?
— Командный, — отозвался я. Очередной вопрос не заставил себя ждать:
— Звание?
— Старший лейтенант.
— Код военно-учетной специальности?
— Что, я ее наизусть помнить должен?! — возмутился я. — Командир мотострелковой роты.
Мужичок никак не отреагировал на мое возмущение, неспешно вписывая мои данные в графы от руки разлинованной таблицы, и приписал в конце: «Заполнено со слов». Затем он снова оторвал взгляд от списков и вынес вердикт:
— К столику номер два, — и с этими словами он протянул мне листок с моими данными, заполненный под копирку. Хорошо, хоть второй раз все повторять и записывать не придется. Когда подошла моя очередь у второго столика, я молча положил перед сидевшим там капитаном свой листок. Пробежав его глазами, он протер носовым платком шею (припекало, надо сказать, уже изрядно — как будто не октябрь, а прямо июль!) и меланхолически произнес:
— Ну, роты вам, пожалуй, нигде не отыщется…
— И не надо! — поспешно поддержал его я. — Мне и взвода многовато будет.
— Ну, это как получится, — столь же меланхолически ответил он. — Тут у нас неподалеку как раз мотострелковая часть развертывается. Там вас куда-нибудь определят.
Он заполнил бланк предписания и назвал мне смутно знакомый адрес. Кажется, именно по этому адресу я в незапамятные времена, еще школьником, был в музее боевой славы 1-й Гвардейской Пролетарской Московско-Минской орденов кого-то там дивизии (по нынешним временам, впрочем, дивизия — в связи с неуклонным ростом мощи наших Вооруженных сил — усохла до бригады, а бригаду вскоре урезали до полка).
На КПП 7-го омсп меня встретили чуть более дружелюбно, чем в Переславском. Дежурный офицер с повязкой, глянув на мое предписание, протянул:
— A-а, партизан? — и, ткнув пальцем в сторону спортивной площадки между добротными казармами старой немецкой постройки, добавил: — Вон там вашего брата собирают.
Я присоединился к пестрой группе штатских человек примерно в полсотни, рядом с которыми не было видно ни одного представителя командования части.
— Всем здравствуйте! И чего тут слышно? — поприветствовал я собравшихся.
— И вам не болеть, — ответил мне моложавый, крепко сбитый и подтянутый мужчина средних лет, среднего роста и средней внешности.
— Похоже, не знают здесь толком, куда нас приткнуть. Нас тут почти половина — офицеры запаса, от лейтенанта до капитана. — Он вздохнул и добавил: — Самое печальное, что время обеда уже миновало и до вечера, похоже, нас тут кормить никто не собирается.
Я глянул на часы. Да-а, уже начало четвертого. Я покачал головой, сел прямо на посыпанный битым кирпичом плац, расстегнул рюкзак и громко произнес:
— Мужики! Кто пообедать не успел — налетайте, перекусим чем бог послал.
Кроме моих консервов, у нескольких человек тоже нашлось кое-что. Главное, что почти не было хлеба, да и воды на всех наскребли всего две полуторалитровых бутылки и одну пол-литровую. Но с горем пополам по два-три глоточка каждому досталось. Управившись с трапезой, вновь приступили к прежнему занятию — ждали, куда нас решат приткнуть. Разговоры крутились в основном вокруг того, что случилось и что будет делать наше правительство. Наиболее горячие головы полагали, что надо пустить в ход ядерные бомбы — и дело с концом. Другие возражали, что наши правители будут то и дело оглядываться на международное право, права человека и прочую лабуду, пока поздно не станет. Третьи довольно резонно замечали, что с современными вооружениями тот, прежний вермахт, можно растрепать за милую душу. Четвертые парировали, что, кроме вооружений, надо еще иметь желание и умение воевать. А у нас и с тем, и с другим негусто.