2012. Точка перехода
Шрифт:
Черный даже зажмурился, представив, что случится с человечеством, поставленным в такие условия. Два-три поколения – и все! Не надо никаких войн и убийств. Сами вымрем. И ведь не подкопаешься. Именно так подавляющее большинство людей и понимают свободу и хорошую жизнь. Правда, с некоторыми вариациями, которыми, как правило, готовы пренебречь.
Любишь ходить за грибами? Ну, извини. За городом – ничего интересного. Попасть за город сложно даже технологически – ни машин, ни автобусов не ходит. Нет – никаких запретов, что вы! Просто там нечего делать. Пища синтезируется здесь же, энергия поступает с орбиты и с местных реакторов, неиспользуемые дороги пришли в негодность, мосты обрушились, лесные тропки заросли, а дикие хищники, наоборот – размножились. Ради защиты от них и построен вот этот высокий, глухой забор. Так что если рискнешь идти – ну да, можешь попробовать. Ведь свобода – это главное, ради чего живет человек. Но если сгинешь – это будет твой выбор. Не так ли? Посланцы Света тут совершенно ни при чем…
Да даже если и не сгинешь. Ну, наберешь ты грибов, и что с ними делать-то? Кухни давно исчезли за ненадобностью. А зачем, если установленные Великими и Могучими пищевые автоматы способны синтезировать все что угодно – от черной икры до дуриана или ухи из осетрины. Поваров тоже нет, потому что ни один повар не сравнится в мастерстве с пищевым автоматом. Да что там поваров… Кастрюли и сковородки давно уже переплавлены за отсутствием спроса. Готовить на костре? И оно тебе надо, чтобы на тебя косились и крутили пальцем у виска? Так что лежи на шезлонге и прихлебывай мохито. А если проголодался – ткни пальцем в кнопочку и закажи себе фуа-гра с сотерном, или что там тебе еще придет в голову. Всяко лучше сожженных на костре грибных угольков. Каких угольков? А что еще у тебя может получиться?..
И главным, что лишало Черного всякой надежды, было то, что даже соотечественники Седого ничего не могли противопоставить яйцеголовым. Именно этим и было вызвано уныние, в которое пришли те, кто принимал участие в налете на базу Эббо. Как раз во время этого налета они узнали, что база готовится к эвакуации, а также ее причины.
Все иные, кто по тем или иным причинам находился на Земле, были поставлены яйцеголовыми перед необходимостью немедленно покинуть планету. Иначе они объявлялись кем-то вроде нелегальных эмигрантов, причем сами Клэреот устанавливали на Земле режим полного запрета на эмиграцию. И это означало, что Седой и его соратники фактически обречены на существование, как он в сердцах выразился, в «клетке с обезьянами». Либо, если они как-то попытаются противодействовать планам яйцеголовых – на роль дичи в гигантской охоте. Пусть немного кусачей, но всего лишь дичи. Потому что в том состоянии, в котором они находились сейчас, серьезно противостоять яйцеголовым не могли. Уж слишком те превосходили по своим возможностям всех остальных иных, кто присутствовал на Земле. Так что соотечественники Седого со своими урезанными возможностями были им не конкуренты. А уйти с Земли они не могли даже сейчас. Не говоря уж о том моменте, когда Клэреот установят свой периметр.
Нет, если бы на стороне землян выступила цивилизация Властелинов Времени, то Клэреот мгновенно убрались бы в ту дыру, откуда они выползли, поджавши хвост. Но никакой надежды на это не было. Яйцеголовые были вполне в своем праве, заключив полностью законную сделку. А вступать в неправомерный конфликт для защиты своих собственных преступников цивилизация Властелинов Времени совершенно не собиралась. Тем более что они пока даже не знали, что эти преступники находятся на Земле…
Следующая встреча с Михаилом у Черного состоялась через неделю. Семестр практически закончился, и все пребывали в процессе досдачи «хвостов» и подготовки к сессии. Так что в институте появлялись от случая к случаю.
Завидев Михаила, Черный сразу понял, что никаких обнадеживающих новостей у того нет. Так оно и оказалось.
– Седой с остальными отчаянно ищут способ свалить до того, как яйцеголовые закроют планету, – мрачно сообщил Миша. – Седой говорит, что если они не свалят в ближайшее время, то застрянут здесь лет на пятьдесят. Причем им придется сидеть здесь тише воды ниже травы.
Черный молча сидел, прихлебывая пиво.
– И что – никаких шансов?
Михаил мотнул головой.
– Э, мужики, вы лабораторную по геологии сдали? – послышался сзади возбужденный голос.
Но оба даже не обернулись.
– Да вы чего такие смурные-то? – недоуменно спросил, подходя, одногруппник. – Че случилось-то?
Черный махнул рукой.
– Отвянь.
– Не поня-ал… – протянул парень, а затем, повернувшись к кому-то, спросил: – Че это они?
Ему что-то ответили.
– Че? – Одногруппник изменился в лице. – Кто минералогию принимать будет?! Ну, пипе-э-эц!!!
И он бросил в сторону Черного с Михаилом понимающий взгляд, выражавший полное согласие с их мрачным видом.
– Ладно. – Черный сделал большой глоток, одним махом прикончив оставшееся в бутылке пиво, и швырнул ее в сторону урны. Не попал. Да и черт с ней – бабушки подберут.
– Еще чего-нибудь Седой рассказал?
Миша кивнул.
– Кое-что рассказал. О себе. О том, почему они оказались в заключении.
Черный оживился.
– И почему?
– Они искали своих Создателей…
Когда Михаил вышел во двор, Седой сидел в своей машине. Миша нерешительно подошел поближе. Он собирался дойти до гаража, повозиться с «шахой», но после того, что он узнал, все как-то валилось из рук. Так что в гараж двинулся без особого интереса, просто чтобы не маячить дома и не отбиваться от обеспокоенных вопросов матери и Таньки. Седой некоторое время продолжал молча сидеть, уставив взгляд в одну точку, потом покосился на Михаила и молча кивнул ему на соседнее сиденье. Миша быстро нырнул внутрь.
– Едем куда?
Седой медленно покачал головой.
– А чего сидишь?
Седой пожал плечами.
– Не хочу дома маячить. Настроение не очень – родители почувствуют, волноваться начнут.
– Родители?! – обалдело переспросил Михаил. – А… ну да… – и, помолчав, осторожно спросил: – Слушай, а этот… ну ты… ну, который человек… земной… он что, вообще ничего помнить не будет?
– Почему не будет? Будет. Он и сейчас все осознает и в памяти откладывает.
– Как это?
– Вот так. Просто для него это сейчас вроде как сон… или некий фильм фантастический. Ему кажется, что он пока не живет вовсе, а просто наблюдает со стороны. А когда я уйду, вот тогда он осознает, что это было на самом деле.
– То есть он все-все помнить будет?
– Ну да.
Михаил потер щекой о плечо.
– А он того… мешать не пытается? Ну, типа выкинуть тебя из себя?
Седой насмешливо посмотрел на него.
– А твоя «шаха», когда ты едешь, тебя выкинуть из-за руля не пытается?
– Ну, ты сравнил… – протянул Михаил.
Седой молча пожал плечами, будто говоря, что как мог, так и сравнил, а кому не нравится – может не слушать. А затем неторопливо добавил:
– Да и потом ему от нашего совместного пребывания в одном теле тоже кое-какая польза есть. Я его тут подлечил неплохо. У него уже гастрит был, предрасположенность к катаракте и язве двенадцатиперстной кишки. Ну и еще кое-что по мелочам. Так вот теперь он абсолютно здоров и если будет относиться к этому телу нормально – проживет долго и в добром здравии.
Они помолчали.
– Слушай, – нерешительно начал Михаил, – а эти яйцеголовые все так же…
– Ничего не изменилось, – ровно ответил Седой, глядя прямо перед собой.
И Михаил прикусил язык. Некоторое время оба сидели, глядя сквозь лобовое стекло на жизнь двора. Какой-то мужик с объемным пузом и в линялых трениках с пузырями на коленях важно шествовал к рамке из труб, неся на плече ковер. Стайка подростков оккупировала лавочку и вовсю занималась тем, чем занимаются юные создания во все времена – отчаянно делала вид, что обсуждает какие-то важные и животрепещущие темы, не догадываясь, что на самом деле занимаются все теми же «брачными танцами». Две молодые мамаши, привычно покачивая коляски, что-то оживленно рассказывали друг другу. И никто из них не догадывался, что всей этой, такой привычной и налаженной, жизни вот-вот наступит конец…