2028
Шрифт:
Захвативший наш мир туман был необычным. В отличие от других, способных возникнуть и при техногенных катастрофах, этот не имел ни запаха, ни влаги, ничего. Он оседал плотной серой завесой, сквозь которую невозможно было что-либо увидеть буквально дальше вытянутой руки.
Но огонь рассеивал завесу. Мгла, словно боясь обжечься, обступала его вокруг, трусливо уходя от ярких багровых сполохов. Пространство освобождалось от её власти примерно на пять метров вокруг. Уходящие на вылазку поисковики брали не менее трёх факелов с собой, их зажигали ещё в вестибюле, перед выходом. На балконе же факелы горели на подставках, и призрачная мгла вокруг наших
Но это была не единственная особенность тумана. Он был словно… живым. Он пребывал в постоянном движении – медленном, ленивом; он густо перетекал по местности, и даже в те дни, когда нет ветра, нет даже слабых его порывов, мгла куда-то плыла. Словно была у неё какая-то своя дорога, какой-то только одной ей известный путь, и она его никогда не заканчивала. Постоянно текла, как мёртвая густая кровь по жилам ещё не до конца окоченевшего трупа.
А ещё мгла сводила с ума. Всякий, кто заходил в неё, словно терял себя. Разум несчастного расщеплялся на тысячи осколков, которые потом невозможно было собрать воедино. Туман давил на подсознание. Будучи пустым и призрачным, он в то же время плотно ощущался. Его можно было словно потрогать, почувствовать своим прикосновением. Он обволакивал тело, укутывал его бережно и словно с заботой, а потом проникал в голову, в разум.
Те, кто уходил в самом начале, пропадали в нём навсегда. Но однажды один из студентов всё же вернулся. Глаза его были мутными, зрачки рассеяно блуждали по векам, губы шевелились в невнятном бормотании, испуская длинные слюнявые сгустки. Бедолага постоянно трясся и чего-то боялся, боялся отчаянно, как можно бояться лишь увидев воочию саму смерть во плоти. А потом он окончательно свихнулся и умер.
Через некоторое время мы поняли, что мгла проецирует страхи людей, делает их настолько реальными и физически осязаемыми, что у попавшего под её влияние нет сил противостоять. Человек сходил с ума и медленно, мучительно умирал, а страх его всё это время был перед глазами.
Мгла захватила всё, кроме огня. У неё не было власти подавить его силу. И факелы создавали для нас защитную ауру, а респираторы и противогазы, которые мы надевали, выходя на «стену» и на вылазки, гарантировали нам ещё один день жизни на этом свете.
Но за враждебной завесой таилась и другая опасность…
На стене сейчас стояли одиннадцать студентов, включая меня. Караульными тут руководил Егор, который подошёл ко мне в аудитории. Когда наступил конец света, он учился на четвертом курсе на экономическом факультете, и долгожданный красный диплом уже виднелся на горизонте. Образцовость и хорошие успехи в учебе гарантировали ему много возможностей. Однако катастрофа перекроила его судьбу, как и судьбы всех оставшихся в живых.
Сам же Егор был довольно приятным человеком, добрым, понимающим. Он смог всё пережить, не упав духом, не сломавшись. Однако, как и у всех, силы держаться дальше и слабый проблеск надежды медленно вытекали по капле из его тела, и внутри росла пустота.
Одетый в длинное серое пальто, перехваченное двумя кожаными ремнями, на которых висела коричневая кобура, в вязаной чёрной шапке, синих выцветших джинсах и старых кроссовках, Егор прохаживал вдоль стены, скрестив руки за спиной и не спуская взгляда со сгустившегося марева, что начинало царствовать уже за площадкой перед центральным входом.
Парень остановился в центре, а потом подошёл к бетонному парапету и облокотился
Раньше отсюда открывался вид на уходящую вниз аллею. Три дороги вели от университета в сторону магистрали. Их обступали растущие по обе стороны деревья, образуя собой настоящий живой коридор. Зимой, когда наступала ночь, когда свет фонарей освещал территорию, а снег мягко покрывал асфальт, газонную траву и ветви, аллея становилась сказочной и умиротворённой, и было приятно прогуливаться по ней неспешным шагом после поздних вечерних пар.
Сейчас же от всего этого осталось лишь воспоминание.
Не знаю, было ли сейчас небо чистым, или же захвачено ноябрьскими густыми облаками, но свет луны не мог пробить эту непроглядную толщу. Днём же солнце также было в недосягаемости от нас. Тепло и свет мы добывали себе сами, как пещерные люди в незапамятные времена.
Я стоял и всматривался в беспросветный туман, но через какое-то время краем глаза стал обращать внимание на двух стоящих слева студентов, горячо ведущих спор:
– Люди летали на нашу орбиту, долетали до Луны, даже до Марса руки свои протягивали. И там – один из них вскинул голову вверх, – никто не видел никакого рая, никаких блаженных садов или парящего в невесомости дворца. Там был один единственный космос с его мириадами светящихся звёзд. Бесконечная Вселенная, в которой, в отличие от нашей Земли, царят иные законы сил тяготения. Вот что там, на небе, находится на самом деле.
Его собеседник лишь покачал головой.
Это были Максим и Роман, и вели они один из своих извечных споров.
Максим был мой одногруппник, являлся заядлым атеистом и всячески придавал сомнению любую теорию, выступающую в защиту существования божественного проявления в этом мире в любом из его видов.
Роман же учился на историческом, наш с Максимом сокурсник, и был, насколько мне известно, из религиозной семьи. Он мне рассказал когда-то, в один из дозоров в вестибюле, что они каждое воскресенье всей семьёй посещали церковь, и поэтому я считаю Романа верующим до мозга и костей человеком.
И именно это послужило разделением почвы между двумя знакомыми, делая из них вечных оппонентов, но при этом между ними сохранялась дружба. Эта парочка всегда шла на смену вместе: противоположные, как полюса, они, тем не менее, сходились, образовывая какую-то странную связь между собой.
– И никто не ходит по облакам, и не ездит на колеснице по небосводу, – продолжал аргументировать Максим. – Мифы и сказки из различных священных писаний в пух и прах рассыпаются, когда ты видишь всё своими глазами. А я верю тому, что вижу. Хотя и глаза нередко обманывают человека, и даже на них полностью положиться нельзя. Но люди всё молятся и молятся, стоят перед образами в золочёных рамках на коленях. Нет, я не хочу затронуть чувства верующих, не хочу их оскорбить как-то, но действительно…
– Разве с тобой ничего не случалось в жизни такого, чего бы ты не мог объяснить с рациональной точки зрения? – наконец, не выдержав, спросил Роман, посмотрев на Максима.
– Если какое-то из явлений, которые происходят в нашей жизни, нельзя объяснить простым языком, то это значит, что твоя научная картина мира ещё не так расширена, и некоторые феномены тебе кажутся странными лишь только потому, что тебе не хватает знаний, чтобы их понять.
– Ну, хорошо, а вот что ты скажешь по поводу того, что мы сейчас стоим здесь и разговариваем? Что крыша нашего университета цела, и мы всё ещё продолжаем под ней жить?