2028

Полетаев Илья

– Не-а, они и не говорили ничего. Виктор Петрович сразу, не снимая противогаза, пошёл в караулку, другие в вестибюле остались, всё также при снаряжении. Кто у выхода стоял, кто сидел на скамье у стены. Нам показалось, что они словно ждали чего-то, или кого-то.

– Ничего больше подозрительного не видел? – я не спускал глаз с Антона.

– Да нет, вроде. Только это. А, вот ещё что, – Антон чуть приподнялся и поправил свой настил, – Виктор Петрович, всё так же в противогазе, позвал одного к себе. Они долго находились в вестибюле, никто не снимал рюкзаки, даже респираторы не снимали,

и держали руки на оружии. Потом Виктор Петрович пару раз выходил к ним, по вестибюлю проходил, рацию из рук не выпускал. А я ещё думаю, чего это они одни вернулись?

Тут я почувствовал какое-то облегчение внутри от убеждения, что нахлынувшее странное ощущение опасности – это не моя собственная паранойя. Не я один проникся к этому с должным вниманием. И, увидев в Антоне напарника по проблеме, спросил:

– Ты тоже думаешь, что что-то случилось?

– Ну, знаешь, на вылазках всякое бывает. Задержались немного, кто знает? Они всегда возвращаются. Это вопрос времени.

Я опустил глаза, потом перевёл взгляд на огонь. Больше Антона не спрашивал по этой теме.

– Да нет же, говорю тебе: в музыке важна сама мелодия, её звучание, её ритм. То, как она льётся. Именно музыка настраивает нас на определённую волну, вызывает те или иные чувства. Вспомни великие композиции прошлого: Бах, Вагнер, Чайковский. Какую силу они имели! А слова в музыке – дело вторичное. Многие слушают песни, наслаждаясь её ритмом и темпом и не вникая в смысл срифмованных строк. – Владислав горячо доказывал свою позицию собеседнику, после чего взял гитару и начал настраивать струны.

– Вторичное не вторичное, но не сходятся эти твои строки: «И лучи восходящего солнца оживят эту землю, и мир возродится из пепла». Это звучит претенциозно, – возразил его собеседник.

– Вместе с ритмом самой музыки слова будут звучать как надо, – убеждённо ответил Владислав. – Вот, послушай.

Он проиграл мелодию для разогрева, потом сосредоточился, взял гитару поудобнее и начал играть вступительную, мерно льющуюся мелодию, которая становилась всё грозней, как и его голос, напевающий вслух слова:

Слышишь?

Завывает ветер – предвестник печали.

Унося в бездну радость и память.

О том мире, который мы потеряли.

И осколки бьются об острые скалы.

Разлетаясь о скалы.

Знаешь…

Грозный рокот льётся над небесами.

Унося всё прежнее и оставляя,

Нашей доле, тяжёлую, горькую правду.

О мире, который родился из мрака.

Родился из мрака.

Но воспрянем!

Сплотившись пред бездной, сжимая огонь свой.

И знамя!

Что вьётся над нами в порыве холодного,

Ветра!

Развеет морок и лучи восходящего,

Солнца!

Оживят эту землю и мир возродится из пепла.

Возродится…

Когда Владислав закончил и бережно, как своего ребёнка, уложил гитару на колени, вокруг костра повисло молчание. Было видно: каждый рядом сидящий погрузился в себя. Я и сам смаковал смысл слов, что текли в такт звону гитарных струн, словно воссоединяясь в медленном,

но грозном танце, как танцор и его партнёрша; внушая одновременно и чувство безнадёжности, и ощущение внутренней несгибаемости, и желание собрать все свои силы в кулак и вернуть утраченное. Наше время, наши мечты, наши надежды и наше будущее. Да, сочетание слов, их расстановка были сложными, такие редко используются в музыке, тем более что каждая строка не наполняется новой рифмой – здесь слова будто бы рождаются сами по себе и вместе составляют единое целое. И если прочитать их на листке бумаги, то сложно будет проникнуться той силой и мощью, которые передадутся при их прослушивании в такт с музыкой. Нет, это надо обязательно слушать.

Вокруг сновали люди, и было много голосов: смех, шутки, кто-то с кем-то спорил, но сейчас всё это до меня долетало откуда-то из далёкого-далека. Некоторые из тех, кто сидел на скамейках у стен, тоже слушали музыку Владислава. Я взглянул на них – их лица, погружённые в сумрак, стали задумчивыми.

Потом один из студентов почесал подбородок и сказал:

– Мрачноватенько…

– Воинственно, – вставил я. – Грозно даже. Такое подошло бы для каких-нибудь военных времен.

– А сейчас разве не такое время? – спросил у меня Антон, вальяжно развалившись боком к костру на своей подстилке. – Песня соответствует актуальности.

– Ну, она ещё не закончена, – на лице Владислава проступила гордость. – Это только первые куплеты и припев, я буду её расширять.

Сидевший рядом с ним парень, некоторое время назад споривший о слаженности строк, сказал:

– Знаешь, Влад, беру свои слова назад. Это хорошие строки, припев хороший, воодушевляет. Но это надо слушать. Если просто слушать слова, без музыки и интонации, будет совсем не то.

– Мне она напомнила одну песню… По мотиву и ритму. Забыл, как называется, но в нашей стране была когда-то у многих на слуху. Там слово с «воспрянем» немного созвучно, – сказал один из студентов.

– Да, понял, о какой ты говоришь, – посмотрел на него Владислав.

Потом мы сидели молча. Я, наконец расслабившись, чуть откинулся на локти и прилёг. Постепенно тревожное ощущение отступало, и возвращалась позабытая моим сознанием слабость. Начало клонить в сон.

К нам подошёл ещё один. Держа в руке бутыль, которую купил в баре, пришедший присел рядом с Владиславом по ту сторону костра, откидывая подолы своего тёмного плаща. Это был один из поисковиков, которого я встретил в вестибюле. Он был высок и строен, отчего в темноте его плащ напоминал собой сложенные чёрные крылья летучей мыши. Парень мимолётно поздоровался со всеми и отхлебнул напитка, смотря на огонь.

– Здорова, Илюх. Как оно?

– Жив-здоров, и на том спасибо, – ответил Илья. – Слышал твою песню. Крутая. Мне понравилась.

– Как вылазка прошла? – спросил Владислав.

– Да как обычно. Добрались мы до гипермаркета, потом обратно.

– Встретили кого-нибудь по пути? – поинтересовался Антон.

– Слава богу, нет. Пусто было. В отдалении только кто-то то ли выл, то ли ревел, не разберёшь. Дорога сегодня была свободная.

– Много натащили? – подключился к расспросу один из студентов.