21.12
Шрифт:
Все это вполне соответствовало тому, что Стэнтон знал о Пресвитерианской больнице — одной из самых переполненных и бедных в Лос-Анджелесе.
— Сколько лет пациенту?
— Похоже, слегка за тридцать. Я понимаю, что это странно, но я читала вашу статью о возрастных аберрациях, сопутствующих прионовым заболеваниям, и подумала, что здесь как раз такой случай.
Что ж, Тэйн относилась к работе со всей ответственностью, но ее старательность никак не могла повлиять на факты.
— Уверен, что результаты генетической экспертизы всё скоро прояснят, — сказал он ей. — Если позже возникнут вопросы, звоните доктору Дэвису, не стесняйтесь.
— Погодите, доктор! Не вешайте трубку!
Стэнтон поневоле восхитился ее настойчивостью. В ординатуре он и сам был когда-то
— В чем еще дело?
— В прошлом году была опубликована научная работа об уровнях амилазы, где говорилось, что по ним можно определять дефицит сна.
— Мне эта работа знакома. И что с того?
— У моего пациента этот уровень составляет триста единиц на миллилитр, а это значит, что он не спал уже более недели.
Стэнтон отвернулся от клеток. Неделя без сна?
— У него были спазмы?
— Судя по результатам сканирования мозга, были, — ответила Тэйн.
— А как выглядят зрачки?
— Как булавочные головки.
— Какова реакция на свет?
— Не реагирует.
Неделя бессонницы. Потливость. Мозговые спазмы. Зрачки сузились до размера булавочной головки.
Из немногих заболеваний, что давали такую комбинацию симптомов, остальные были даже более редкими, чем ФСБ. Стэнтон стянул с рук перчатки, уже позабыв о своих мышах.
— Не допускайте никого к нему в палату до моего приезда.
2
По своему обыкновению, Чель Ману приехала к церкви Богоматери всех Ангелов — главному храму для четырех миллионов католиков Лос-Анджелеса — к самому концу службы. Поездка от ее кабинета в музее Гетти до собора в час пик занимала почти час, но ей нравилось еженедельно совершать это небольшое путешествие. Большую часть своего времени она корпела в исследовательской лаборатории музея или читала лекции в Калифорнийском университете, и для нее это была редкая возможность выбраться из западной части города, выехать на шоссе и просто двигаться. Даже плотный транспортный поток с пробками — проклятие Лос-Анджелеса — совершенно не раздражал ее. Дорога до церкви становилась желанным перерывом в работе, временем для медитации, когда можно было отключиться от всей этой повседневной суеты: ее исследований, ее бюджета, ее коллег, ее обязанностей на факультете, ее матери. Она выкуривала сигарету (или даже две), включала тяжелый рок и позволяла себе расслабиться. И всегда, съезжая с хайвея, сожалела, что не может все бросить и продолжать ехать дальше.
У самого собора она затушила окурок второй сигареты и бросила его в урну под странной мужеподобной статуей Мадонны, установленной рядом со входом. Затем открыла тяжелую бронзовую дверь. Внутри ее ожидали привычный вид и ощущения: сладкий запах ладана, голоса молящихся у алтаря и самая большая коллекция алебастровых окон в мире. Проникавший сквозь них свет делал землистыми лица большой группы собравшихся здесь сегодня иммигрантов-майя.
За кафедрой, под пятью иконами в золоченых окладах с изображениями пяти фаз жития Христова, стоял Марака — пожилой бородатый «дежурный священник», помахивающий кадилом.
— Тевичим, — пропел он на к’виче, диалекте языка майя, на котором говорят более миллиона аборигенов в Гватемале, — Тевичем Гукумац к’астайисай. [5]
Марака повернулся лицом к востоку и сделал большой глоток баальче — молочно-белого священного напитка, который готовили из выжимки древесной коры, корицы и меда. Потом он жестом подал сигнал своей пастве, и храм снова наполнили голоса молящихся. Они исполняли один из древних обрядов, которые разрешал им архиепископ раз или два в неделю, но при условии, что майя непременно посещали и обычные католические мессы.
5
«Да благословен будь крылатый серпент — покровитель жизни».
Чель тихо прошла вдоль дальнего нефа, стараясь не привлекать к себе внимания, хотя по меньшей мере один мужчина заметил ее и радостно помахал рукой. Он уже пытался множество раз пригласить ее на свидание с тех
Встав в сторонке от алтаря, Чель дождалась окончания обряда. Использовала время, чтобы рассмотреть конгрегацию, в которой заметила дюжины две белых лиц. До самого недавнего времени «Братство» насчитывало только шестьдесят членов. Они встречались здесь по понедельникам, чтобы почтить своих богов и традиции предков, — то были исключительно иммигранты, выходцы из стран, где осели потомки древних майя, включая родную для Чель Гватемалу.
Но теперь все чаще стали являться сторонники теории апокалипсиса. Пресса уже окрестила их «декабристами», а они, казалось, искренне верили, что участие в обрядах майя спасет их, когда наступит Конец Света, до которого, по их подсчетам, оставалось менее двух недель. Разумеется, многие «декабристы» не утруждали себя приходом сюда, проповедуя идею о конце цикла жизни на Земле с других трибун. Некоторые утверждали, что океаны выйдут из берегов, землетрясения вскроют все разломы земной коры, а полюса поменяются местами, уничтожив все живое. Другие оспаривали это мнение, настаивая, что апокалипсис в новом контексте будет означать всего лишь возвращение к более примитивному образу жизни, избавив землян от переизбытка технологий. Серьезные же исследователи истории майя, к которым принадлежала Чель, считали идею Конца Света 21 декабря просто чьей-то досужей выдумкой. Однако это никому не мешало наживаться на мудрости древних майя, торгуя футболками, билетами на «научные» конференции или же, напротив, высмеивая ее народ и делая его предметом глупых шуток в вечерних развлекательных шоу на телевидении.
— Чель?
Она обернулась и увидела за спиной Мараку. Задумавшись, она не заметила, что церемония закончилась и народ потянулся к выходу.
Дежурный положил ладонь ей на плечо. Ему скоро исполнялось восемьдесят, и когда-то черная шевелюра уже совершенно поседела.
— Добро пожаловать, — сказал он. — Кабинет для тебя подготовлен. Хотя, конечно, всем нам хотелось бы, чтобы ты однажды приехала и совершила обряд вместе с нами, как прежде.
Чель только развела руками.
— Я очень постараюсь это сделать, честное слово. Просто я так занята в последнее время.
— Я все понимаю, — улыбнулся Марака. — Ин Лак’еш. [6]
Чель в ответ склонила перед ним голову. Это была традиция, забытая почти всеми даже в Гватемале, но многие старики по-прежнему ценили ее, и Чель почувствовала, что обязана сделать для него хотя бы это, чтобы загладить свой откровенно угасший интерес к обрядам.
— Ин Лак’еш, — тихо повторила она, а потом направилась в задний придел храма.
Там у кабинета священника, которым она раз в неделю пользовалась как своей приемной, первыми в очереди ее дожидались Ларакамы. До Чель уже дошли слухи, что Висенте Ларакам — отец семейства — наделал долгов, попавшись на крючок к полулегальным ростовщикам, для которых такие, как он, были легкой добычей: только что прибывшие в страну люди даже вообразить себе не могли, что здесь все может оказаться еще хуже, чем в покинутой навсегда опостылевшей Гватемале. Чель все это несколько удивило, потому что его жена Ина при первой встрече произвела на нее впечатление разумной женщины. Но Ина стояла рядом в юбке до пола и хлопчатобумажном хьюпиле [7] , украшенном изящным зигзагообразным узором. Она все еще одевалась в традиционный наряд и, вероятно, как ни была умна, продолжала играть традиционную для их древней культуры роль жены — то есть во всем поддерживать своего мужа, даже если тот принимал заведомо неверные решения.
6
«Я — это ты, а ты — это я».
7
Разновидность женской сорочки.