21.12
Шрифт:
— Спасибо, что уделили нам время, — негромко сказала она.
А Висенте сбивчиво, с трудом подбирая слова, рассказал, как подписал договор на денежную ссуду под астрономические проценты, чтобы купить крохотную квартирку в районе Эхо-парка, и теперь его заставляли ежемесячно выплачивать мошенникам гораздо больше, чем он мог заработать на стройке. При этом у него был обреченный вид человека, взвалившего на свои плечи все тяготы мира. Ина же молча стояла рядом, лишь глаза умоляюще смотрели на Чель. Женщины обменялись выразительными взглядами, и только тогда Чель поняла, чего стоило Ине уговорить непутевого супруга прийти
Умолкнув, он протянул Чель подписанные им документы, и она первым делом вчиталась в абзацы, напечатанные самым мелким шрифтом, ощущая, как разгорается в ней уже знакомый гнев. Ведь Висенте и Ина были только двоими из огромной армии переселенцев из Гватемалы, которые пытались обосноваться в этой подавлявшей их, огромной и новой стране, где они почти сразу сталкивались со множеством желающих поживиться за их счет. Но в то же время она не могла не признать, что это сами майя в большинстве случаев оказывались слишком доверчивыми. Даже пятьсот лет угнетения не воспитали в ее народе той малой толики здорового цинизма, который необходим для элементарного выживания в современном мире. И они в полной мере расплачивались за это.
К счастью для Ларакамов, Чель располагала обширными связями, особенно среди юристов. Она дала им координаты адвоката, к которому им следовало обратиться, и хотела уже вызвать следующего из очереди, когда Ина открыла сумку и протянула ей пластмассовый контейнер.
— Это пепиян, — пояснила она. — Мы вместе с дочкой специально приготовили для вас.
Морозильник Чель и так уже был до отказа забит этим сладковатым на вкус блюдом из курицы, которым считали необходимым расплачиваться с ней почти все члены «Братства», но и отвергнуть дар она не могла. К тому же ей была приятна мысль о том, как Ина и ее маленькая дочь стояли рядом у плиты — это давало надежду, что у общины майя в Лос-Анджелесе все же есть светлое будущее. Родная мать Чель, тоже, между прочим, выросшая в глухой гватемальской деревне, скорее всего проводила сейчас время у телевизора, наслаждаясь шоу «С добрым утром, Америка!» и поглощая на завтрак разогретые в микроволновке полуфабрикаты.
— Дайте мне знать, чем все это закончится, — сказала Чель, возвращая Висенте его бумаги, — и в следующий раз не связывайтесь с проходимцами, которые знакомятся с вами на автобусных остановках. Это едва ли хорошие люди. В случае нужды лучше сразу обращайтесь ко мне.
Висенте взял жену за руку, изобразил на своем лице принужденную улыбку, и оба удалились.
В течение следующего часа Чель занималась более простыми делами. Втолковала беременной женщине, зачем той нужно пройти вакцинацию, объяснила молодому иммигранту принципы обращения с кредитной картой и разрешила спор между старым приятелем своей матери и человеком, у которого он снимал жилье.
Когда же со всеми проблемами соотечественников было покончено, Чель откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, размышляя о керамической вазе, над которой трудилась сейчас в музее Гетти. На ее внутренних стенках она обнаружила древнейшие из когда-либо найденных частички табака. Удивительно ли, что ей так чертовски трудно бросить курить? Люди получают от этого удовольствие уже много тысяч лет.
К реальности ее вернул настойчивый стук в дверь.
Чель невольно поднялась, узнав возникшего на пороге мужчину. Она не виделась с ним более года, и он явился
— Зачем ты здесь? — спросила она, когда Эктор Гутьеррес вошел в комнату.
— Мне необходимо потолковать с тобой.
Она встречалась с Гутьерресом прежде несколько раз, и он всегда выглядел вполне респектабельно. Но сейчас под глазами у него пролегли глубокие тени, а во взгляде сквозила откровенная усталость. У него потела голова, и он нервными движениями поминутно протирал ее носовым платком. И никогда еще Чель не видела его небритым, а теперь многодневная щетина тянулась от правого виска до левого, под которым виднелось крупное родимое пятно, цветом напоминавшее портвейн. Она сразу заметила, что в руках у нежданного гостя сумка.
— Как ты узнал, где я?
— Позвонил тебе на работу.
Чель выругалась про себя и сделала зарубку в памяти, что надо настрого запретить всем в своей лаборатории впредь делиться с посторонними подобной информацией.
— У меня есть нечто, что тебе необходимо увидеть, — продолжал он.
Она с тревогой посмотрела на матерчатую сумку.
— Ты не должен был приходить сюда.
— Мне не обойтись без твоей помощи. Они нашли мой старый склад, где я хранил описи.
Чель бросила взгляд в сторону двери, опасаясь, что их могли слышать. «Они» в таком контексте могло означать только одно: на след Гутьерреса напала Иммиграционно-таможенная служба, одно из подразделений которой занималось контрабандой антиквариата.
— Я успел почти все оттуда вывезти, — сказал Гутьеррес, — но там все равно провели обыск. Очень скоро они доберутся и до моего дома.
У Чель перехватило дыхание, когда она вспомнила о сосуде из черепашьего панциря, который она купила у этого человека около года назад.
— А что с твоими записями? Они попали к ним в руки?
— Не беспокойся. Сейчас тебе ничто не угрожает. Но есть предмет, который ты, мисс Ману, должна сохранить для меня. Пока все не успокоится.
Он протянул ей сумку.
Чель снова бросила встревоженный взгляд на дверь и сказала:
— Ты прекрасно знаешь, что я не могу пойти на это.
— В твоем распоряжении хранилища музея Гетти. Положи это туда на несколько дней. Среди других вещей никто не заметит.
Умом Чель понимала, что ей лучше всего посоветовать ему избавиться от того, что он принес, но одновременно она была уверена, что содержимое сумки представляет огромную ценность, иначе он бы не рискнул в отчаянии обратиться к ней. Гутьеррес не заслуживал доверия, но она знала его как опытного и ловкого торговца контрабандным антиквариатом, а ему, в свою очередь, была прекрасно известна ее слабость к историческим реликвиям своего народа.
Чель встала и проворно вывела посетителя за порог.
— Иди за мной.
Лишь несколько молившихся прихожан могли видеть, как они спустились в подвал собора. Сквозь стеклянные двери с витражами в виде ангелов она провела Гутьерреса в колумбарий, где в стенных нишах покоились урны с прахом тысяч усопших католиков. Чель остановила свой выбор на одном из самых небольших залов, где каменные скамьи тянулись вдоль сияющих белым мрамором стен с выгравированными на плитах именами и датами — тщательно сохраняемый каталог смерти.