3001: Заключительная Одиссея. Пролог
Шрифт:
– Ничего, – рассеянно пробормотал он. Он все еще пытался оценить размеры этой структуры, но его уже ждал другой сюрприз. Кто бы мог представить космическую станцию, которая могла похвастаться собственным метро – да еще и миниатюрным, с одним маленьким вагоном, способным перевозить только дюжину пассажиров.
– Комната для наблюдений номер три, – произнесла Индра, и они быстро и бесшумно понеслись прочь от терминала.
Пулл проверил время по эластичному обручу на своем запястье, функции которого еще не были ему полностью известны. Еще одним небольшим сюрпризом было то, что весь
Однако, из этого плана «солнечного выравнивания времени» – другими словами из многочисленных попыток реформирования календаря, ничего не вышло. Это ответственная работа, несмотря на обилие самых циничных предложений, должна была дождаться своего часа – когда произойдет какой-нибудь крупный технологический прорыв. Однажды, без сомнений, одна из помарок Господа будет исправлена, и земная орбита будет изменена таким образом, чтобы Земля могла иметь ровно по тридцать дней в каждом месяце…
Насколько мог судить Пулл, и, судя по тому, сколько времени прошло, они должны были проехать, по крайней мере, три километра перед тем, как вагон бесшумно остановился, двери открылись, и мягкий механический голос произнес:
– Приятного наблюдения. Сегодня облачность составляет тридцать пять процентов.
По крайней мере, подумал Пулл, мы приблизились к внешней стене. Но здесь не было ничего удивительного – несмотря на расстояние, которое он прошел, ни сила, ни направление гравитации не изменились. Он не представлял, что вращающаяся космическая станция так велика, что вектор навигации не изменялся из-за такого сильного смещения… а может, он все-таки находится на какой-нибудь планете? Но он чувствовал себя легче – намного легче, чем на любом из обитаемых миров в Солнечной Системы.
Когда внешняя дверь терминала открылась, и Пулл понял, что входит в маленький шлюз, он убедился, что все-таки находится в космосе. Но где скафандры? Он беспокойно огляделся по сторонам: находиться так близко к вакууму голому и незащищенному противоречило всем его инстинктам. Одного раза было достаточно…
– Мы почти там, – сказала Индра обнадеживающе.
Открылась последняя дверь, и он оказался перед бескрайней чернотой космоса, поскольку окно было выгнуто как по вертикали, так и по горизонтали. Он почувствовал себя золотой рыбкой в своем аквариуме, и надеялся, что создатели этого смелого инженерного проекта точно знали, что делали. Судя по всему, они располагали более конструктивными материалами, чем те, что были в его время.
Должно быть, снаружи блестели звезды, но его глаза, адаптировавшиеся к освещению, не могли увидеть за изгибом огромного иллюминатора ничего, кроме черной пустоты. Когда он подошел поближе, чтобы увеличить угол обзора, Индра остановила его и показала прямо перед собой.
– Смотрите внимательнее, – сказала она, – Видите?
Пулл прищурился и пристально посмотрел в
Он пошевелил головой из стороны в сторону. Нет, это была реальность. Но что же это могло быть? Он вспомнил постулат Эвклида: «Линия имеет длину, но не имеет толщины».
Через всю высоту окна, и, очевидно, простираясь, насколько может видеть глаз, вверх и вниз, была протянута нить света, которую легко можно было разглядеть, если смотреть прямо на нее, кроме того, даже слово «нить» нельзя было применить к ней, поскольку она простиралась только в одном измерении. Однако, она не была полностью лишена особенностей: кое-где можно было разглядеть маленькие узелки, которые были более яркими и располагались на разных интервалах по всей ее длине, словно капли росы на паутине.
Пулл продолжал смотреть в окно, и вид постепенно расширялся, пока, наконец, он не увидел то, что находилось внизу. Это было ему вполне знакомо: Европейский континент и часть северной Африки, он и раньше много раз видел их из космоса. Значит, он все-таки был на орбите – возможно, на экваториальной, на высоте, по меньшей мере, тысячи километров.
Индра смотрела на него с лукавой улыбкой.
– Подойдите поближе к окну, – сказала она очень мягко. – Для того, чтобы посмотреть прямо вниз. Надеюсь, вы не боитесь высоты?
Надо же сказать такую глупость астронавту! Сказал Пулл сам себе, подходя ближе. Если бы я когда-либо страдал головокружениями, я не взялся бы за такую работу…
Едва последняя мысль пронеслась в его голове, он воскликнул «Боже мой!» и невольно отпрянул от окна. Затем, ободрившись, решился взглянуть снова.
Он смотрел вниз на далекое Средиземноморье из цилиндрической башни, мягко изогнувшаяся стена которой достигала в диаметре нескольких километров. Но это никак не могло сравниться с ее высотой, она постепенно сужалась, уходя далеко вниз, вниз, вниз, пока не пропадала из вида в дымке где-то в Африке. Он понял, что она спускается вниз до самой поверхности.
– На какой высоте мы находимся? – прошептал он.
– Две тысячи километров. А сейчас взгляните наверх.
На этот раз для него это было не так поразительно: он ожидал увидеть что-либо подобное. Башня постепенно сужалась, и, в конце концов, превращалась в тонкую нить среди темноты космоса, и у него не было сомнений, что она тянется по всей геостационарной орбите, тридцать шесть тысяч километров вокруг экватора. Такие идеи были хорошо известны и в эпоху Пулла: он никогда не мечтал о том, что он сможет увидеть их реализованными, да еще и жить в такой конструкции.
Он показал на виднеющуюся вдали нить, которая тянулась вверх с восточного горизонта.
– Должно быть, это еще одна.
– Да. Азиатская Башня. Должно быть, для них наша башня выглядит точно так же.
– А сколько их всего?
– Четыре, одинаково расположенные вокруг экватора. Африка, Азия, Америка, Пацифика. Последняя почти пуста – закончено всего несколько сотен уровней. Оттуда почти ничего не видно, кроме воды…
Пулл все еще впитывал эту изумительную концепцию, как вдруг ему в голову пришла тревожная мысль.