325 000 франков
Шрифт:
– Вы же видите, я работаю, - повторил Бюзар, по-прежнему не оборачиваясь.
– Ну, хорошо, хорошо. До вечера. Побеседуем с тобой при твоем отце, сказал Шатляр.
– Я сейчас вернусь. В случае чего позови меня...
– предупредил Бюзар брессанца и вышел вслед за Шатляром.
– Значит, ты не только работаешь сверхурочно, но еще и получаешь за эти часы по обычной ставке, - сказал профделегат.
– Я отстаиваю свои интересы как могу, - возразил Бюзар.
В принципе профсоюз был против сверхурочной работы, но вынужден был закрывать на это глаза, так как большинству рабочих не хватало на жизнь того, что они зарабатывали за сорокачасовую
– Вдвоем вы выполняете работу трех прессовщиков, - сказал Шатляр, - и лишаете хлеба одного рабочего. Ты соображаешь?
Бюзар молчал. Он стоял перед старым профделегатом, сжав губы и не глядя на него.
– Твой отец упрям как осел, но, когда он работал на фабрике, он вел себя порядочно, - продолжал Шатляр.
– Сейчас нет безработицы, - возразил Бюзар.
– Я ни у кого не отнимаю хлеб.
– В Бионне нет безработицы, но она существует в других городах, и существует солидарность рабочих.
– Я лично живу в Бионне, - сказал Бюзар.
– Пока что...
– добавил он.
– Ты свихнулся.
– Мне нужны триста двадцать пять тысяч франков.
– Мне тоже, представь себе. С того времени как я появился на свет.
– Я женюсь на Мари-Жанне.
– Удивляюсь, как это она разрешила тебе пойти на такую низость.
После того как отец Мари-Жанны погиб, придавленный прессом для целлулоидных изделий, Шатляр опекал девочку и ее мать. Он отвоевал для вдовы пенсию. Благодаря его заботе у Мари-Жанны на елку всегда был подарок. В дальнейшем по его настоянию девочка училась в профессиональном училище, где она получила профессию белошвейки. Иногда вечерком Шатляр заходил побеседовать с матерью Мари-Жанны. На чувствах старика к этой семье и хотел сыграть Бюзар, упомянув о Мари-Жанне как о своей невесте.
– Выкладывай, в чем дело, - сказал Шатляр.
Мари-Жанна непременно хочет уехать из Бионны, объяснил Бюзар. Она согласилась выйти за него замуж при условии, если он станет управляющим снэк-бара. И он вынужден был что-то придумать, чтобы раздобыть недостающие триста двадцать пять тысяч.
– Снэк-бар, что это за штуковина?
– удивился Шатляр.
– Это ресторан, где можно поесть на скорую руку, рядом с заправочной колонкой... Теперь так делается. Автомобилисты не желают терять время на еду. Вначале Мари-Жанна будет заниматься готовкой, жарить бифштексы и варить "от-доги".
– Что это за "от-доги"?
– Сосиски.
– Почему ты разговариваешь не по-французски?
– А я буду обслуживать посетителей.
– Стать холуем - вот твой идеал.
– Потом у нас появится обслуживающий
– Понятно, хочешь эксплуатировать людей - вот к чему ты стремишься.
– Я политикой не занимаюсь, - ответил Бюзар.
– А я в твоем возрасте мечтал о революции, об освобождении всех трудящихся. Да и теперь не изменил своим убеждениям. Бороться за то, чтобы все имели право "на хлеб и на розы", тебя это не прельщает?
– С вашей стороны это очень благородно, - сказал Бюзар.
Он переминался с ноги на ногу и упорно смотрел старику в рот, чтобы не видно было, что он избегает его взгляда, но в то же время старался не встретиться с ним глазами.
– Но я лично хочу жить сегодня, - резко проговорил Бюзар.
– Дело твое, - сказал Шатляр.
– Выколачивай деньги, чтобы купить себе право стать лакеем. Но делай это пристойно. Ни одного сверхурочного часа. Ничего, поработаешь год вместо шести месяцев, это пойдет тебе на пользу.
– На вашей стороне сила, и вы этим пользуетесь.
– Совершенно верно, мой мальчик.
– Но Мари-Жанна не может ждать так долго.
– Почему? Объясни.
– Нечего объяснять, все и так ясно.
Бюзар снова опустил голову.
– Ну-ка, посмотри на меня.
Бюзар поднял голову.
– Ты мне не нравишься, - сказал Шатляр.
Бюзар нахмурился.
– Чего вы ко мне придираетесь? Я поступаю по-честному, Когда я узнал, что у нас будет ребенок, я предложил Мари-Жанне жениться на ней.
– Не нравится мне, как ты разговариваешь.
– Ничего не поделаешь.
Старик скручивал сигарету, не спуская глаз с парня, тот стоял перед ним, скрестив руки на груди, с непроницаемым лицом.
– Так женитесь, незачем мудрить.
– Все равно нам нужны деньги на обзаведение.
Старик нагнулся, чтобы закурить от зажигалки, которую он прикрывал от ветра ладонью.
– Я не понимаю Мари-Жанны, - сказал он.
– Ей не нравится жить в Бионне.
– Так мне и казалось, - медленно проговорил Шатляр.
– Она ни за что не хотела идти на фабрику... Предпочитает в одиночестве сидеть у окна а целый день шить и шить... Вот и лезет в голову разное...
Он замолчал. Бюзар угадал мысли старика.
– Она не может забыть несчастного случая с отцом, - сказал он.
– Молчи. Ты-то не имеешь никакого права говорить об этом.
– Вечно эти громкие слова. Вы не на собрании, - возразил Бюзар.
Шатляр в упор посмотрел на него. Бюзар снова скрестил руки на груди, вызывающе глядя на старика.
– Ты мне не нравишься, - повторил Шатляр.
Он опять нагнулся и зажег потухшую сигарету.
– Может быть, я ничего не понимаю в современной молодежи... Хотя некоторые, мне кажется, сделаны из добротного материала.
Он снова поглядел на Бюзара.
– Договаривайся с остальными делегатами... Я не могу быть беспристрастным. Я слишком хорошо отношусь к Мари-Жанне, и мне не по душе, что она выходит за парня, который так некрасиво поступает... Объясняйся с ними сам... Вмешиваться не буду.
Он повернулся и ушел своей тяжелой и решительной походкой, по которой все в Бионне издали узнавали его.
"Я победил, я победил!" - в полном упоении твердил про себя Бюзар.
Остальные профделегаты "Пластоформы" были не так строги, как Шатляр, и Бюзар их не боялся; они даже найдут потешной затею обоих парней и только посмеются над Бюваром: "Эх ты, незадачливый гонщик, ты же не выдержишь до конца..."