33 несчастья для математика

Арунд Ольга

– И я не знаю, – хмыкаю, глядя на тетрадь на кольцах в её руках. И да, на тетрадь, а не как думает Пермякова, подавшись всей декольтированной грудью ближе. – Оставляй, если не сдашь, напишу на почту.

– Спасибо! – выдыхает вот это вот всё, едва не заставив поморщиться.

Серьёзно, сейчас в тренде именно такое великолепие? Хорошо хоть высокие каблуки и короткие юбки давно вышли из моды, иначе получился бы панельный перебор.

– Пожалуйста.

Сколько там уже? Взгляд на часы подтверждает, что пора бы домой, в идеале

через кафедру. Хреново, но для поездки к родному очагу придётся брать то ли отпуск, то ли отгулы, зависит от того как ляжет карта и настроение декана.

Морозова появляется передо мной в тот момент, когда в аудитории нет больше никого. Какая-то другая, в отличие от прошлого нашего рандеву.

– Илья Глебович, вы что-то хотели?

Хотел, хочу и буду хотеть, но тебе об этом знать рановато.

– Как свидание мечты, Морозова? – Напускного веселья во мне хоть отбавляй.

Настолько много, что она опешивает, глядя широко раскрытыми глазами с тонким, заметным только вблизи, ободком линз. И что за выкрутасы? Надеюсь, на смену имиджа повлиял не Велисов, иначе сдавать ему и сдавать. Хотя бы потому, что глаза у Морозовой воспалённые – то ли не привыкли ещё к линзам, то ли отказываются их переносить.

В отличие от глупой хозяйки, которая вдруг решила стать «красивой», хотя, как по мне, и в прошлый раз был полный отвал башки.

– Я… Я не понимаю о чём вы говорите, Илья Глебович! – А возмущения-то сколько, так бы и сгрести в охапку, чтобы не злилась.

– Да брось, на правах твоего временного уборщика, могу же я поинтересоваться стоил ли того спор…

Одна фраза, а сколько эмоций! И розовеющие щёки, и даже немного злости. Да, Морозова, я самым наглым образом тебя провоцирую. Пока не знаю на что и не знаю зачем, но настроение из никакого мигом поднимается до верхнего шпиля универа. И не только настроение.

– Илья Глебович, – набрав воздуха, наставительным тоном начинает она, – согласна, я повела себя глупо, но это не даёт вам…

Звук открывшейся двери активирует во мне какие-то скрытые рефлексы. Потому что секунда и вот она, снова стоит между моих ног, притянутая почти вплотную и едва ли не упираясь носом в мой нос.

– Что вы?!..

– Илья Глебович? – А рефлексы-то правильные, очень в тему. Голос Велисова раздается в тишине аудитории, и Маша нервно дёргается в моих руках. – Извините, я попозже зайду…

Звук закрывающейся двери ложится музыкой на мой тонкий слух.

– Не двигалась бы ты, Маша, – наставительно изрекаю я и она перестаёт. Не потому что послушалась, а потому, что задела бедром самое явное доказательство моей заинтересованности.

– Я напишу на вас в деканат, – мрачно обещает Морозова, больше не опуская взгляд ниже моих глаз.

– Пиши. – Можно подумать, там их жалобы кто-то читает. – Только после факультатива о взрослых дядях и их реакциях, помнишь? – откровенная насмешка настолько её выводит, что Морозова отталкивает мои руки, отпрыгивая на

несколько шагов.

– То, что было… – Если бы было, я бы запомнил. – Это не значит, что я теперь согласна на…

А вот с этого бы места поподробнее, но Машенька сбивается.

– И, вообще, мне не пять лет, чтобы разговаривать со мной как со слабоумной!

Не пять и даже не семнадцать, к моему большому счастью.

– Я слишком умная, взрослая и уважающая себя женщина, чтобы позволять… – Что-что она сейчас сказала? – … даже если это грозит мне неприятностями. И, вообще…

– А, вообще, согласен по всем пунктам, – примирительно поднимаю я руки, обмозговывая новое озарение.

– Тогда извиняйтесь! – внезапно наглеет Машенька и в изумрудных глазах ждут все кары небесные, если мне придёт в голову отказать.

– За что?

Хватает мгновения, чтобы оценить и умный взгляд, и миловидные черты лица, и общую Машенькину правильность. Мама будет в восторге, отец в шоке – самое то, чтобы провести безобидные выходные в родовом гнезде.

– За… – Если скажет за поцелуй, поцелую ещё раз. Так, чтобы было понятно за какой из них действительно можно извиниться. – За…

Осталось сделать так, чтобы она согласилась. Рассказать всё, как есть? Что она нужна мне только для отвлечения родительского внимания?

И куда бы ты послал себя на её месте?

– За то, что смеётесь надо мной, – уверенно и твёрдо, несмотря на то, что мы оба понимаем – так себе аргумент.

– Извини, – вздохнув, принимаю её правила игры. – Больше не буду.

Недоверчивый взгляд из-под ресниц и то, как нервно она поправляет ремень сумки на плече, говорят в мою пользу. Хорошая девочка Маша Морозова, хоть и не хочет, но верит плохому мне. Повезло.

– И в качестве извинений предлагаю тебе выходные. В Сибири.

Маша

– Г-где?

Надо было прогулять, а не потакать синдрому отличницы! Ничего бы не случилось, не приди я сегодня на пару. Может, Глебов бы даже не заметил!

Ага, с его-то суперспособностью?

– В Сибири, – глядя на меня как на особо ценный приз, повторяет Илья Глебович. И его улыбка ни фига не выглядит милой, такой сожрёт и не подавится. – Иркутская область, Катангский район, посёлок городского типа… да в общем-то неважно, – хмыкнув, осекается он. – Поехали, будет весело.

– Вы… Я… Это вообще…

Как есть дура! Потому что вместо того, чтобы поставить наглого преподавателя на место, я стою, хлопая глазами и хватая ртом воздух. Реальность странно подёргивается, а шарики грозят заехать за ролики.

– Ладно-ладно, – неожиданно мирно отзывается Глебов, – успокойся. Никто никуда не едет, считай, что я пошутил.

Пошутил?! Да у меня в жизни чувства юмора не было! Как и друзей, все из которых считали меня слишком серьёзной.

– Маша, да успокойся ты!