33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине
Шрифт:
– Что-то долго! – сказал Иванов и пригласил Сорокина отойти несколько шагов в сторону.
– Бурят-агинец, – тихо сказал он и кивнул в сторону полицейского. – Из Забайкальского казачьего войска, только вот не захотел дальше служить у Семёнова. А как у вас впечатление от этой…
– Думаю, она говорит правду…
– Вы только на неё особо не засматривайтесь! Понимаю – красавица… вы сами-то… не монашествуете?.. – Иванов не договорил.
Сорокин смущённо потупился.
– Понимаю, но это ваше приватное дело!
Сорокин промолчал.
– Тут нужно большое внимание! Если я что-то упущу, вы
Они вернулись в кабинет, собрали бумаги, Иванов уложил их в папку и показал Доре на свёрток с едой.
– Забирай!
Дора молча кивнула и завязала еду в платок.
Они вышли на привокзальную площадь, уже стемнело, Иванов попросил Сорокина остаться с Чуриковой, а сам ушёл и через несколько минут вернулся в коляске. Они сели, и кучер стал выправлять в сторону переезда через железную дорогу. С Диагональной он сразу повернул направо на Участковую.
– А почему не по Китайской? – спросил его Иванов.
– А тама, барин, ремонт учинили, а тута справно доедем…
Иванов сидел справа от Чуриковой, Сорокин – напротив них, спиной к кучеру.
– Когда они успели с ремонтом? – спросил Иванов Сорокина, но тот только пожал плечами. – Ладно, пусть так!
– Домчим, барин, не извольте беспокоиться!
По дороге они молчали, Сорокин улыбался и через материю кармана гладил фляжку, Дора смотрела в сторону, Иванов курил. Участковая улица шла параллельно Китайской, она была такая же прямая и упиралась в городской сад, слева от которого через квартал была тюрьма. На ней только-только начали устанавливать столбы для проводки освещения. Кучер свернул налево и поехал вдоль ограды сада. Вдруг из-под ограды выскочили тени, Сорокина сильно толкнули в плечо, и он упал на мостовую. Он услышал, как кучер свистнул, и коляска умчалась. Ошеломлённый Сорокин стал подниматься, он сильно ушибся локтём о брусчатку и первое – сунул руку в карман. Фляжка была цела. Ничего не понимая, он шагнул к ограде и увидел, как чёрная тень ползёт по тротуару. Это был Иванов. Михаил Капитонович подбежал к нему и ухватил за руку.
– Что с вами, Илья Михайлович?
– Вторая ошибка… – проскрипел Иванов. Он попытался встать. – Чёрт, нога… – Давайте помогу!
– Помогите, голубчик, по-моему, меня пырнули…
Сорокин помог Иванову встать на ноги, и они доплелись до тюрьмы. В кабинете Иванов упал на стул, Сорокин стал помогать ему снимать пальто.
– Я сам… бегите в мертвецкую, там… давайте стариков… Видите?.. Хотели в печень… попали в бедро… не мешкайте, голубчик… пусть старики чего-нибудь прихватят!
Через несколько минут Моня катил каталку, а Ноня на ходу сдирал с лежавшего на ней Иванова одежду.
– Эк вас, Илья Михалыч… а кровищи-та! – бормотал Ноня.
В мертвецкой на большом столе они раздели Иванова и начали зашивать рану.
– Ничё, Илья Михайлович, потерпите, ща ещё спирту… и последний стежок… ничё страшного, только одёжу всю попортили… – бормотал Ноня.
– Отстираем и дырки зашьём, – вторил ему Моня, – будет как новая.
Сорокин смотрел и внутренне содрогался: «А чего же меня не пырнули, а только толкнули…»
– Илья Михайлович, вы как? – спросил он следователя.
Иванов был в сознании и даже казался бодрым.
– Ну что вы, скоторезы, скоро уже? Больно ведь! Что вам, Михал Капитоныч?
– Кажется, я знаю, кто это!
Третья ошибка следователя Иванова
Через две недели Иванов начал ходить. Помог Серёжа Серебрянников. На следующий день после происшествия, по просьбе Сорокина, он осмотрел рану, похвалил Моню и Ноню и прописал лекарства. Моня и Ноня отстирали и отгладили одежду, и сегодня Иванов сидел в кабинете. Они уже много раз обсудили то, что произошло.
– Самое главное – притом, что мы всё знаем, – нет никаких зацепок, кроме Доры, но она уже, скорее всего, в проруби и плывёт по Сунгари в сторону России, куда, кстати, не собиралась. И сопровождают её сомы и всякая другая трупоядная рыбёха! А этот ваш Митька, Плющ-овощ, Огурцов… не промах мужичок-то, если вы правы в ваших предположениях!.. Вот где солдатский фронтовой опыт пригодился… только вот промахнулся он! Явно хотел в печень, а вас пожалел, а? И не убил, и поджёг понарошку! Чувство он к вам имеет какое, так, что ли?
Сорокин и сам думал об этом всё время.
– Не могу ответить! Думаю только, что сыграло роль то, что мы за полтора месяца, пока ехали, ни я, ни полковник ни разу никого не ударили, в смысле – по морде.
– А что за полковник?
– Полковник Адельберг.
– Александр Петрович?
– Да, а вы его знаете?
– Лично незнаком, но видел на одном собрании, и он прошёл по отчетам нотариата… откупил вторую половину дома, где живёт. У прежнего хозяина. До войны они занимал весь дом, а потом жена продала половину, видимо, деньги были нужны… «Хорошо, – подумал про себя Сорокин. – Значит, чехи его не расстреляли, а Огурцов зря бегал вокруг станции… А ведь знал, стервец, уверен, что он всё знал! Наверное, со мной, поручиком, ему было свободнее творить свои дела, чем с полковником!»
– А вы не виделись?
– С Адельбергом? Нет, я и не разыскивал его… – Он недавно установил дома телефон, хотите?..
– Нет! – твёрдо сказал Сорокин и подумал: «Я же его бросил!»
– И на собрания вы не ходите! Знаете, сколько тут проходит разных собраний: монархисты, легитимисты, даже мушкетёры появились, защитники Её Величества, – Иванов хмыкнул, – или Его Величества.
Сорокин смущённо молчал. Он много слышал о том, что осевшие в Харбине офицеры и другие эмигранты образовали во множестве политические организации и даже партии, ему хотелось прийти, послушать, но он не понимал, что с этим делать дальше, и поэтому не решался.
– Вы о чём думаете, Михаил Капитонович?
– Да так… Я рад, что у Александра Петровича всё сложилось хорошо!
– Да, не частый случай: и сам вернулся, и жена дождалась, и мальчишка подрос…
Михаил Капитонович улыбнулся.
– Александр Петрович рассказывал, что ни разу не видел сына, он родился…
– И он уверен, что это его сын? – саркастически ухмыльнулся Иванов.
Сорокин обиделся:
– Он – уверен!
– Ну ладно, ладно! Будем считать, что у вашего Александра Петровича действительно всё хорошо! Не частый случай! – повторил Иванов и вдруг спросил: – А кстати, как вы отпраздновали… в прошлую субботу?