33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине
Шрифт:
– Цирк! А как приятно! – резюмировал Иванов.
Михаил Капитонович выпил первую чашку чая, и Иванов тут же налил ему ещё.
– Вы удивитесь, но по цене всё, что мы съели, стоит столько, сколько эти чайники чая! Но вы не тревожьтесь, денег у нас хватит, потому что и это всё – не дорого.
Сорокин слушал и вдыхал аромат.
– Чай у китайцев имеет культовое значение, как женьшень. Есть такие сорта, лунцзиньский например, которые меряют на вес золота. Это – правда!
Сорокин пил маленькими глотками и ощущал, как в его желудке становится легко и уютно. Он даже начал осматривать стол, выбирая, что ещё съесть.
– Поэтому
Михаил Капитонович удивлённо смотрел на Иванова.
– Да, да, голубчик! Сами себя они называют «хань», «ханьцзу», то есть по-национальности – ханьцы.
– А почему – Китай? Откуда?
– А вы слышали когда-нибудь о том, что в Москве есть такой Китай-город?
Сорокин кивнул, ему стало нравиться, Иванов рассказывал ему о том, о чём он не имел никакого представления.
– Так вот, московский Китай-город к Китаю не имеет отношения… Московский Китай-город произошёл от старославянского слова «кита», что означает – стена. А Китай, это вы знаете, страна за стеной. Слышали про Великую Китайскую стену?
Удивлённый такой простой отгадке, Сорокин опять кивнул.
– Вот и вся задача! – подвёл итог Иванов. – А теперь к нашему делу! Вы ешьте, а я продолжу!
Сорокин уже забыл, что всего полчаса или час назад он не умел есть палочками. В кабинет вошёл официант с новой бутылкой «Маотая». Михаил Капитонович попросил её и стал рассматривать: бутылка была белая, фарфоровая, красивая, с красной ленточкой на горлышке и вся расписанная иероглифами. Официант разлил водку и удалился.
– Картина преступления – ясна! – Иванов закурил. – Но нам это ничего не даёт и не даст, по крайней мере, до тех пор, пока не появится обвиняемый. Сама по себе картина – ничего не проясняет! Смотрите: англичанка отдала свои вещи Григорьевой на хранение. Думаю, что они обсуждали этот вопрос вдвоём, и, скорее всего, в это время в номере никого не было, хотя могут быть варианты. То, что разговор был таков, косвенно подтверждается тем, что два чемодана вещей ждали Григорьеву в камере хранения гостиницы и их оттуда не украли. Григорьеву убили не раньше и не позже того, как она соединилась с чемоданами, то есть забрала и их вынесли из гостиницы. Дальше она села к извозчику, а после была убита. Вещи были украдены. Другой картины я не вижу. Согласны? Это события в своей очерёдности – первое, второе и третье! А нам нужны те, кто участвовал в этих событиях! А вот их-то у нас нет! Дальше понятно, это – кучера: они убили Григорьеву, выследили и подожгли вас, расщёлкали и убили Яшку… Царствие ему небесное! – Иванов перекрестился, глядя на него, перекрестился и Сорокин. – Тайная организация, попросту – банда, даже понятно, что они рядятся в этом кабаке, куда позвали Яшку! Но! Нам туда не войти! И среди них мы без наводки никого не определим. Мы не сможем найти и наводчика из гостиницы… Ну и так далее!
Иванов затянулся и долго молчал. Михаил Капитонович тоже молчал и думал о том, что его мысли и предположения сходятся с тем, что сейчас говорит следователь. Однако способа, как бы можно было кого-нибудь найти, он не знал.
– Это хорошо, что вы молчите, значит, думаете, а не просто так говорите, что в голову придёт! Есть, правда, надежда на одну зацепку, это – первая служанка англичанки…
– Дора или Дарья…
– Именно так, и помочь нам в этом может только Элеонора Боули. В гостинице про эту горничную почти ничего не знают! Даже именной карточки не осталось. Смекаете? Только одно – из казачек и очень красивая!
Дора. Вторая ошибка следователя Иванова
Михаил Капитонович заглянул в дверь. Иванов в жилетке, светясь в солнечных лучах белым воротничком и рукавами, стоял и курил в открытую форточку.
– Явились! – сказал он и резко повернулся. – А у нас новости!
Сорокин вошёл и стал смотреть на следователя.
– Первая! Телеграмма от англичанки! Вторая: застрелился Гвоздецкий, как я и предсказывал, вот! – Иванов бросил газету. – «Русское слово», кстати, под редакцией вашего знакомого – Иванова! И третья! – Илья Михайлович сиял. – С повинной явилась Дора Чурикова!
Сорокин смотрел на следователя и не понимал, отчего тот сияет: оттого, что предсказал самоубийство Гвоздецкого, или оттого, что с повинной явилась Дора Чурикова!
«Дора Чурикова! Господи, телеграмма от Элеоноры!»
– Ну, что же вы? И о какой бутылке или фляге спрашивает мисс Боули?
Сорокин услышал вопрос и не мог пошевелиться.
– Что вы как рыба на льду – оказалась и лежит удивлённая? Вот, держите. – И Иванов протянул Михаилу Капитоновичу телеграмму.
От прочитанного Михаил Капитонович внутренне задрожал. Как он мог забыть? Он оставил фляжку у Серебрянникова и вот уже два с половиной месяца ни разу о ней не вспомнил, а вдруг её уже…
– Илья Михайлович, а можно я на час отлучусь?
– Что такое, голубчик? У нас сегодня столько новостей и работы, что боюсь, что время, потерянное на ожидание телеграммы, мы не скоро наверстаем!
– Мне срочно нужно в один адрес в Новом городе…
– В Новом городе? Ну что ж! Давайте, а на обратном пути будьте любезны заглянуть в полицейский участок на железнодорожном вокзале. Там нас ждёт Дора Михайловна Чурикова, собственной персоной.
У Сорокина в голове теснились мысли, вызванные новостями. Первая почему-то про Гвоздецкого: «Чёрт с ним! Прости господи, надо будет помянуть его, а вот всё же интересно, что бы об этом сказал Штин?» Вторая, конечно, про фляжку, которую он так преступно, он так и обозначил это про себя – преступно, забыл… А где он её забыл? Сорокин похолодел.
Он выскочил из тюрьмы и тут же подрядил извозчика.
– Спешишь, барин? – не оборачиваясь, спросил извозчик.
– Спешу!