33 способа перепрограммирования организма на счастье и здоровье. Метод "Аватар"

Блаво Рушель

— Алексия, не посмотрела ли ты в тот момент на часы? — спросил Мессинг.

— Разумеется, пап'a, я вполне усвоила твои уроки. Часы показывали ровно полдень.

— Жаль, я был уверен, что твои часы показывали ровно шестнадцать часов…

И Мессинг пояснил:

— Видите ли, друзья, я тоже имею обыкновение смотреть на время, когда происходят какие-то знаковые события. Когда я увидел этого монаха возле минерала, то мои часы показывали ровно шестнадцать часов! А каков был соблазн сейчас представить, что мой монах — это аватаризовавшийся павлин Алексии…

— Постойте-ка, — не мог не вмешаться я. — Алексия, душа моя, переводили

ли вы свои часы после нашего приземления в Найпьидо или же они так и показывают московское время?

— О господи, действительно, — смятению Алексии не было предела.

— Тогда все получается лучше некуда, — резюмировал я. — Павлин исчез из ковчега точно в то же время, в какое рядом с минералом в храме появился монах.

Корректировка наших планов

Мессинг был раздосадован не меньше дочери, ведь все точки над i в этом вопросе расставил в итоге не он, а я. Зная самолюбие моего друга, я сделал попытку успокоить Мишеля:

— Послушайте, ну что вы расстроились? Все ведь разрешилось благополучно. Вот только теперь, пожалуй, нам с вами придется задержаться здесь еще как минимум на день. Путешествие в Мандалай придется отложить.

— А нет ли нам смысла разделиться? — спросила Алексия. — Я, например, поеду в Мандалай, посмотрю спектакль в театре марионеток, послушаю сэйн, а вы тем временем попытаетесь разгадать загадку монаха-павлина здесь.

— Идея здравая, — сказал Мессинг. — Только, думаю, ты поедешь в Мандалай все-таки не одна, а с Петровичем. Где он, кстати? Уже темнеет, а его все нет. Малыш, глянь-ка, пожалуйста, почту. Нет ли вестей от Белоусова?

Алексия открыла компьютер и предалась любимой здешней забаве под названием «поиск сети». Минут через двадцать мы читали очередное послание из Германии.

«Дорогие друзья!

Я в Нюрнберге. И сразу две новости, которые по личным каналам мне представили сотрудники Музея Нюрнбергского процесса:

1) Состав группы, направленной Аненербе в Бирму в 1943-м году: доктор Герберт Янкун, барон фон Зеефельд и Отто Ран (!!!);

2) Группа из Бирмы не вернулась, следы ее были потеряны, поиски группы результатов не дали.

Теперь вы понимаете, что вам надлежит не просто идти по следам той группы Аненербе, а постоянно ожидать каких-то подвохов. Берегите себя, дорогие мои! Я же займусь сейчас попыткой понять то, что все-таки произошло с Отто Раном. Попробую разыскать факты его биографии после 1937-го года, когда он, по официальной версии, покончил с собой. Полагаю, что-то найду к завтрашнему дню.

Жду вестей!

Всех благ! Ваш А.Ф.Б.»

— Алексия, напиши Александру Федоровичу о сегодняшнем монахе-павлине, — попросил Мессинг. — Даже обидно: Белоусов столько накопал, а мы топчемся на месте. И Петровича нет…

Явление Петровича народу

Тут из коридора послышался шум, а вслед за ним нестройно зазвучало на два голоса: «Голубой вагон бежит-качается, скорый поезд набирает ход…» Под знакомые слова в комнату ввалился Петрович, из кармана полковника предательски торчало горлышко бутылки, заткнутое скрученной жгутом салфеткой. А следом за Петровичем в дверном проеме показался средних лет бирманец в фиолетовом комбинезоне.

— У… Э… — с трудом выдавил из себя полковник, показывая рукой на фиолетового бирманца.

Тот изысканно поклонился, но в последний момент едва не упал на пол — только рука Мессинга удержала его от закономерного падения.

— Принимайте, доставил без шума и пыли, — промямлил Петрович явно заранее заготовленную фразу.

— Кого доставил? — спросила Алексия.

— У… Э… — опять затянул Петрович.

И снова фиолетовый сделал попытку поклона, но уже осторожнее, без прежнего фанатизма, так что помощь Мишеля в этот раз не понадобилась.

— Меня зовут У Э, — наконец сказал бирманец. — Я говорю по-русски.

Обладатель чудо-имени и его чудо-храп

У Э? Это такое имя? Вероятно, при других обстоятельствах мы бы уяснили это для себя быстрее, но сейчас, когда оба ночных гостя еле держались на ногах, нам потребовалось время, чтобы познакомиться поближе.

— Короче, он сам вам все расскажет, — Петровичу на глазах становилось хуже, ему даже пришлось прилечь. Я понял, что полковника надо в срочном порядке уводить в номер. Сделать это оказалось не так просто: Петрович просто не держался на ногах. Его друг, наоборот, взял себя в руки и начал трезветь с каждой секундой. При помощи У Э мы смогли довести полковника до его комнаты. Едва голова Петровича коснулась подушки, как все мы услыхали такой мощный храп, что, будь поблизости источник исцеляющей музыки, то самой подходящей оболочкой для аватаризации полковника стал бы разъяренный тигр или слон, испытывающий многочасовую жажду.

Между тем отрезвление У Э, как оказалось, было не более чем минутным порывом. Сначала наш новый знакомец пытался уйти из комнаты Петровича через окно, потом, убедившись, что окно плотно закрыто, — через дверь шкафа. Когда же и дверь шкафа не поддалась (она открывалась, конечно, наружу, а У Э пытался задвинуть ее внутрь), то бирманец просто лег на пол у ног Петровича и в унисон полковнику захрапел.

— Пожалуй, на этом, коллега, — заметил Мишель, — мы и можем завершить столь приятный вечер. Согласитесь, будить сейчас этих господ не только бесполезно, но и опасно для жизни.

— Только вот бутылочку, — вмешался я, — полагаю, имеет смысл забрать до лучших времен.

Из кармана куртки полковника я извлек на две трети початую литровую бутыль какого-то местного напитка, вполне по-русски заткнутого свернутой салфеткой.

— Ну а теперь спать! — приказала Алексия.

И было утро: день второй

В окно моей комнаты проник первый солнечный луч, но, если честно, мне так и не удалось уснуть. И впечатлений день подарил не так уж и много, но вечер этого дня превзошел для меня все ожидания. Ну и начудил Петрович, нечего сказать. С легкой руки полковника, изволившего нарезаться при выполнении столь ответственного задания, мы даже не успели разработать план действий на сегодня. А мы ведь хотели, чтобы уже нынче Алексия направилась в Мандалай, посмотрела, что там за театр на Шестьдесят шестой улице. И бирманец этот… Как его? У Э, кажется. В углу в лучах уже входящего в свои права дневного светила изумрудно блестела полковничья бутыль. Надо идти будить Петровича.