33 способа превращения воды в лекарство
Шрифт:
Теперь понемногу мне становилось ясно, что это за столкновение сил Космоса и сил Хаоса ради грядущей гармонии. Я был уверен, что эти силы уже где-то столкнулись и что в лице пришедших трех немцев нам явилась та самая гармония. Да, мы ни на секунду не пожалели о том, что не отправились сегодня же вниз, посчитав миссию выполненной, а цель достигнутой. Стоило задержаться на сутки, чтобы познакомиться с Эдвардом и чтобы увидеть собственными глазами воплощение мифа о Пигмалионе.
Брифинг с аненербевцами
Когда трое пришедших немцев сели за стол, один из них обвел нас взглядом, остановив его на Белоусове. Немного подумав, немец обратился
– Простите, я не ошибся: Александр Федорович Белоусов – это вы?
Белоусов кивнул, но ничего не сказал, явно ожидая продолжения речи эсэсовца; тот же, обращаясь уже ко всем нам, посчитал нужным представить своих товарищей и представиться сам:
– Справа от меня профессиональный историк Максимилиан, слева – профессиональный географ Вальтер, а меня зовут Гюнтер, я по специальности гидролог.
Мы тоже представились и стали ждать того, что скажет Гюнтер. Тот поставил себе на колени заплечный мешок, откуда достал серебристую капсулу, положил ее на стол перед собой и произнес:
– Это нам велено передать лично Александру Федоровичу Белоусову, которого, признаюсь, я узнал среди сидящих за столом первым, потому что видели мы его на берегу озера совсем недавно. Только мы тогда были еще камнями. Поняли, однако, что тот хрономираж, что видел Александр Федорович, означал для нас скорое уже и так желаемое вочеловечение. Оно наступило сегодня – волны озера Прошлого захлестнули наши изваяния, после чего мы стали тем, кем стали. Более чем полувековой плен закончился. У ног своих я увидел эту капсулу, внутри же себя услышал голос, велевший передать ее вам, Александр Федорович, что я и делаю.
С этим словами Гюнтер подвинул серебристую капсулу к Белоусову, который тут же открыл ее и достал один-единственный свиток. Когда Александр Федорович развернул его, то мы увидели иероглифические ряды, сочетающие в себе графику коптов с этрусской. Эдварду даже не надо было детально всматриваться в свиток, чтобы ахнуть от удивления. Мессинг, до того детально познакомившийся с результатами расшифровки Алексией предшествующих свитков, полученных Белоусовым с волной озера Прошлого, внимательно посмотрел на это послание и сказал:
– Коллеги, перед нами лежит, не побоюсь этого слова, итог всему. Только что Александр Федорович Белоусов стал счастливым обладателем руководства по пользованию живой водой, то есть той самой водой с обнуленной матрицей.
– Но почему именно Белоусов удостоился этой чести? – не выдержал Эдвард.
Почему Белоусов?
Теперь ничто не мешало Александру Федо-ровичу ответить на вопрос Эдварда. И Белоусов сказал:
– Я думаю, что мои друзья уже сами поняли, почему выбор атлантов пал именно на меня. Так что мой комментарий будет предназначен в большей степени немецким коллегам. Я живу на этом свете уже очень много лет; мой год рождения – 1870-й.
Белоусов взял совсем несвойственную ему паузу, в процессе которой победоносно оглядел всех четверых немцев – иногда и нашему долгожителю было свойственно небольшое тщеславие. Немцы же, как мне показалось, решили, что Александр Федорович их разыгрывает, а потому лишь мило улыбались. Пришлось Белоусову не очень подробно, но все же довольно красочно представить основные вехи своей биографии, включая и рассказ о музыке камня, которая и подарила ему долголетие [5] .
– Вот теперь о главном, – подвел итог Белоусов, наконец-то отвечая на вопрос Эдварда. – Смею полагать, что атланты, отдающие мне столь важные секреты, увидели во мне родственную душу. Ведь те звездные камни, которые нам приходилось искать в прежних походах и которые способствуют долголетию своей музыкой, эти камни тоже атлантического происхождения. Потому, как мне кажется, атланты и решили передать свою тайну именно мне.
Когда Александр Федорович закончил свой рассказ, я заметил, насколько Эдвард и трое эсэсовцев удивлены и даже восхищены услышанным. Впрочем, и я выслушал рассказ Белоусова с нескрываемым восторгом, ведь Александр Федорович, помимо прочих своих достоинств, был прекрасным рассказчиком.
День седьмой
Рассвет
Тем временем за окнами стало светать. Нынешний рассвет был особенно прекрасен: солнце, выходившее из-за гор, было не оранжевым, как обычно здесь, а ласково-желтоватым. Поэтому, вероятно, и птицы в монастыре и за его пределами запели еще более изящно, чем обычно. Я даже подумал, что так мелодично могут звучать лишь пернатые в наших краях: где-нибудь в верховьях Волги или в вологодских лесах. В этом солнечном свете, в этой радости птичьих песен, в этом воздухе, наполненном горными ароматами, – во всем этом я отчетливо почувствовал тоску по дому. «Пора на север», – подумал я, но вслух ничего не сказал, потому что мог обидеть гостеприимного хозяина. Ничего не говорили и мои друзья: Мишель, Петрович и Белоусов – полагаю, что все они тоже наслаждались этим светлым утром и, как и я, мечтали о возвращении домой.
Небольшое подведение итогов и постановка задач
Эдвард первым нарушил царившее молчание:
– Итак, господа, теперь вы знаете так много, что впору уже начать систематизировать эти знания.
– Совершенно с вами согласен, коллега, – заметил Мессинг. – У меня буквально чешутся руки: так хочется поскорее приступить к расшифровке этого последнего свитка и еще больше хочется заняться анализом тех водных проб, которые нам удалось раздобыть.
– А к нашим малышам вам не хочется? – спросил Мессинга Петрович.
Тут я заметил, как увлажнились глаза Мишеля – конечно, все мы соскучились по Польке и Кольке. Отсюда, с высоты гималайских гор, с вершины мира их всегдашние шалости, их шумные игры и хулиганские песни казались такими милыми и добрыми! Скучали мы и по нашим милым дамам – Алексии и Насте… И все же можно было держать пари, что больше всех грустил именно Мишель – ничто не сравнимо с тем, как дедушка тоскует по своим внучатам, когда долго их не видит.
Через некоторое время мы стали собираться в путь: надо было поскорее спуститься с гор, чтобы успеть на вечерний автобус до Дели. Эдвард, Ахвана, Гюнтер, Максимилиан и Вальтер решили немного задержаться в монастыре.
– Я должен вместе с настоятелем подумать о дальнейшей судьбе трех моих соотечественников, вчера вернувшихся к жизни на этой земле, – сказал Эдвард мне и Белоусову, когда мы прощались.
– А правда, Эдвард, – заинтересовался я, – чем Гюнтер, Максимилиан и Вальтер будут заниматься теперь?
– У меня, Рушель, – ответил Великий Учитель, – есть несколько вариантов устройства дальнейшей их жизни. Оптимальной мне видится работа по их специальностям во вверенных мне структурах здесь, на юге Гималаев. Наука, конечно, нынче по сравнению с серединой XX века ушла далеко вперед, но эта проблема решается просто: отправлю их в Дели или Бомбей повышать квалификацию. Их профессии принесут пользу нашему общему делу.