39 ступенек
Шрифт:
Мой спутник пробудился, едва мы отъехали от станции. Ткнув ногой в бок собаку, он пробурчал те самые слова, с которыми обращается к самому себе почти каждый очнувшийся пьяница: «Где я нахожусь?». Не получив ответа, он продолжал тоном человека, обманутого в самых лучших своих ожиданиях:
— Вот и будь после этого трезвенником.
Я не выдержал и выразил сомнение, применимо ли это понятие именно в данном случае.
— Я вам точно говорю, — очень обиделся и, видимо, не на шутку рассердился пастух, — я трезвенник. С Мартынова дня [4] у меня не было во рту ни капли виски. Даже на Новый
4
Праздник Св. Мартина отмечается 11 ноября.
Он закинул ноги на сиденье и растянулся на лавке.
— В голове такой гуд, точно черти играют на волынке, — промычал он, — а во рту все горит адским пламенем.
— Как же это вышло? — поинтересовался я.
— Все из-за проклятого бренди. Ну я думал, что это ведь не виски. Выпил рюмочку, потом другую…
Он пробормотал что-то еще и захрапел.
Я решил сойти на одной из следующих станций, но тут вышла оказия, которой я тотчас воспользовался. Поезд вдруг остановился и не двигался с места несколько минут. Я поднял раму и выглянул из окна. Поезд стоял у акведука — внизу, подо мной стремительно мчалась коричневая речушка. Никто кроме меня не поинтересовался, почему мы стоим. Я бросился к двери вагона.
И тут случилось то, что я, конечно, мог бы предвидеть. Гнусное животное, очевидно, думая, что я обокрал ее хозяина, вцепилось зубами в мои брюки. Я вырвался и выпрыгнул из вагона. Слышно было, как овчарка залилась хриплым, отрывистым лаем.
Согнувшись в три погибели, я продирался сквозь густой кустарник. Собака, естественно, разбудила пастуха, своего хозяина, и тот, стоя в дверях вагона, начал орать, что человек выбросился из вагона и совершил самоубийство. Все мои планы исчезнуть из поезда быстро и незаметно рухнули, точно карточный домик. Добравшись до берега реки, я оглянулся назад. Двери многих вагонов были открыты — из них выглядывали испуганные пассажиры. Не знаю, что было бы дальше, если бы пьяница вдруг не потерял равновесие и не вывалелся вместе с собакой вниз из вагона. Она покатились кубарем к реке. Проводник и несколько пассажиров бросились на помощь. Наверное, злая собака цапнула кого-то из спасателей, потому что слышно было, как жертва отводила душу в крепких выражениях. Я между тем продолжал, согнувшись, пробираться в кустарнике дальше. Постепенно все стихло. Машинист дал гудок, и я увидел удаляющийся от меня поезд.
Я наконец-то распрямился и огляделся. Позади с тихим шелестом бежала река, где-то вдали кричал кроншнеп. Рельсы железной дороги блестели в лучах солнца, точно серебряные спицы. Тишина, покой, ни единой человеческой души кроме меня во всей округе. И тут впервые за эти сутки в голове моей мелькнула мысль о тех людях, которые охотились за Скаддером. Опять я подумал, что мне больше всего надо остерегаться их, а не полиции. Жуткий, леденящий душу страх сжал мне сердце, и я не разбирая дороги помчался вперед, к синеющим вдали холмам…
Сердце бешено стучало у меня в груди, пот заливал мне глаза, но я упорно карабкался вверх до тех пор, пока не достиг вершины холма.
На юг простиралось поросшее вереском болото — его я пролетел словно на крыльях. У меня прекрасное зрение, и поэтому, посмотрев направо, на восток, я увидел вдали аккуратные прямоугольники зеленеющих полей и белую дорогу на самом краю горизонта. Я глубоко вздохнул, поднял голову и посмотрел на чистое, голубое небо над головой…
Я еще
Было уже шесть часов вечера, когда я наконец вышел на дорогу, которая, то приближаясь, то отдаляясь от протекавшего в долине ручья, привела меня к мостику через ручей. За ним стоял симпатичный домишко. Из трубы его вился дымок. Облокотясь на перила моста, меня словно бы поджидал стоявший на мосту молодой человек. В левой руке он держал книжку, в правой — трубку. Я слышал, как он продекламировал:
Когда грифон сквозь дебри,В болотах и холмах преследовал его…Он вздрогнул, увидев меня рядом с собой. У него было симпатичное, загорелое лицо.
— Добрый вечер, — приветствовал он меня с какой-то непонятной серьезностью. — Приятно путешествовать в такой чудный вечер.
Дым из очага восхитительно пах торфяным брикетом и жарящейся на огне отбивной.
— Добрый вечер, — поклонился я и спросил: — Похоже, я набрел на гостиницу.
— К вашим услугам, сэр, — поклонился он в ответ. — Я хозяин и с радостью предоставлю вам кров, хотя бы потому что мне не С кем перемолвиться.
Я облокотился на перила с ним рядом и стал набивать трубку, обдумывая, как мне сделать из этого молодого парня своего сообщника.
— Уж больно вы молоды для хозяина, — нарочно усомнился я.
— Дело перешло ко мне от отца — он недавно умер. Живу здесь вместе со своей бабкой. Правду сказать, я не в восторге от своей профессии.
— А кем бы вы хотели стать? — невинно спросил я. Он густо покраснел.
— Хотел бы стать писателем.
— Чего же лучше, — сказал я. — Думаю, что лучшего рассказчика всяких историй, чем хозяин гостиницы, и не найти.
— Так было в стародавние времена, но не теперь, — убежденно заговорил он. — Тогда по дорогам бродили всякие пилигримы, менестрели, катились почтовые кареты. А теперь сюда заглядывают лишь рыбаки в апреле, охотники в августе, да иногда остановится машина с толстыми женщинами, которые решили здесь пообедать. Из такого материала ничего не выжмешь. Как бы мне хотелось повидать мир и людей! Тогда бы я, быть может, написал что-нибудь подобное тому, о чем пишут Конрад и Киплинг. А пока что я накропал несколько стишков, которые были опубликованы б журнале Чемберса.
Я, как зачарованный, смотрел на белые стены домика, золотые в лучах заката. Потом сказал:
— Я побродил по свету, но иногда мне хочется пожить отшельником в таком рот домике. А что касается приключений, то они ведь не всегда случаются в южных тропических морях или с героями в красных гвардейских мундирах. Кто знает, может быть, как раз сейчас вас ожидает самое жгучее приключение.
— Именно об этом пишет Киплинг, — сказал он, сверкнув глазами, и процитировал:
Часу в десятом вечераОно стучит к вам в дверь.