40 градусов
Шрифт:
Но все-таки по установившейся привычке я продолжал время от времени посещать Колин подъезд. Дежурная, предназначенная для Коли «чекушка» оттягивала внутренний карман куртки.
Было раннее чистое утро, когда за дверью Порсева я услышал невнятные звуки. Минут пять в ответ на мои настойчивые звонки слышалось слабое болботанье и шарканье, будто обитатель квартиры заблудился и силился припомнить путь к двери. Наконец она распахнулась. На Колином багровом расплывшемся лице ярко выделялся сизый нос, глаза потонули в набрякших складках. Из квартиры шибануло тяжелым, едким, тошнотворным
– Вчера вернулись со сплава, отметили. Река была трудная, старик. Порожистая, – проскрипел Коля. – Надо подлечиться, старик.
Мы прошли на кухню. Эпицентр едкого запаха был именно здесь. Сногсшибательные волны его выталкивались из огромной кастрюли, в которой бурно кипело серого цвета варево. Из недр кастрюли показывались измочаленные хвосты и разинутые пасти каких-то чудовищ – и вновь уходили на дно.
– Берешь много рыбы, – пояснил Коля. – Делаешь крепкий бульон. С похмелья – самое то. Будешь?
Я отказался.
Порсев слегка расчистил стол, мы почали принесенную мною «чекушку» и приступили к делу.
Требовалось от руки написать длинное заявление в избирательную комиссию.
– Ты, Коля, не торопись, – посоветовал я. – Пиши медленнее. Ошибешься, циферку какую-нибудь не ту поставишь, буковку пропустишь – придется начинать заново.
Коля послушно склонился над листком. Шариковая ручка выглядела инородным телом в его толстых задубевших пальцах. Он потел, унимал похмельную дрожь, старательно выводил букву за буквой.
Я заметил вдруг, что лысая голова Порсева испещрена мелкими черными бугристыми точками.
– Что это у тебя с лысиной, Коля?
– Понимаешь, старик, – пропыхтел Порсев. – Пристали мы к берегу. Разбили лагерь. Река порожистая. Берега обрывистые. Красота кругом. Выпили немного. Пошел я берегом. Встал на краю обрыва. Внизу река шумит. В морду ветерок задувает. Внутри силы пробуждаются, кровь играет. Дай, думаю, нырну в реку прямо с обрыва. Как в кино. Или я не мужик? Скинул штаны, рубашку. Разбежался, да как прыгну. Ласточкой, отвесно вниз. Лечу, только свист в ушах. Ну, метров, наверно, двадцать до реки не долетел. Не рассчитал чуток. А там шиповник растет. Джунгли. Вот я по этим джунглям носом вперед и проехался. Недели две уже колючки из головы лезут.
Ведя рассказ, Коля отнюдь не ослаблял внимания к нелегкому своему занятию. Брови Порсева взлетели далеко вверх да так и застыли, слезящиеся глаза почти не моргали. Скоро весь лист бумаги покрыт был бисерными закорючками. И вот осталось лишь расписаться под заявлением.
Мы налили по последней, выпили, занюхали хлебушком.
– Удивительно устроено все в нашей стране, – сказал Коля. – Вот вроде бы демократия, закон позволяет народу выдвинуть хорошего своего представителя в органы власти. А хрен выдвинешь. Ведь можно разве без бутылки такое заявление состряпать? На трезвую голову я бы все это ни в жизнь не накорябал. Да, честно сказать, такие гадские формулировочки и спьяну-то не придумаешь. Это вражеские какие-то формулировочки, старик.
Он достал откуда-то большой мятый носовой платок, с чувством высморкался, поставил на бумаге витиеватую подпись и, как полагалось, рядом вывел имя и фамилию.
В фамилии он и сделал ошибку. Написал лишнюю букву «е». Вместо «Порсев» отчетливо вывел – «Порсеев».
Некоторое время мы молча разглядывали испорченный документ.
– А может, ну его к чертям собачьим, старик, это депутатство? – задумчиво произнес Коля. – На кой оно тебе? Мы на следующей неделе по Косьве идем. Речка трудная. Компания хорошая. Отдохнем. Хариуса половим.
Ловля хариуса – это был пунктик Порсева. Раз в месяц он обязательно учил радиослушателей, как ловить хариуса. А еще, подхалтуривая, постоянно публиковал на эту тему статьи в газетах.
– Спасибо, Коля, – грустно ответил я. – В другой раз. Может, в избиркоме ошибку не заметят.
В избиркоме и впрямь бумагу приняли. Начались предвыборные будни. Рассчитывать приходилось только на себя и кучку соратников. Я бродил по квартирам избирателей, рассказывал о себе, раздавал книжки со своими стихами. По ночам расклеивал на стены и заборы агитационные плакаты. Вместе с друзьями пел песни на автобусных остановках и между песнями агитировал голосовать за себя.
В день выборов за меня проголосовало меньше трехсот человек. Это примерно одна сотая избирателей округа. Победил главврач кардиоцентра. Его поддерживала областная власть, у него было очень много денег, а лозунг гласил: «Доверили сердце – отдадим голос».
Коля Порсев голосовать не ходил. Ему было некогда.
Процесс и результат
Человек, прилично употребляющий, относится к своему самочувствию трепетно, по-хозяйски. Надо все взвесить и все отмерить, чутко оценить возможный результат.
Это забота важная, общественно значимая. Ведь большинство пьяных драк и прочих неприятностей происходит именно по причине недо– или передозировки. Сколько семей поломано из-за лишней рюмки, сколько судеб – из-за нехватки водки!
Как-то решили мы с папой достойно встретить очередной Новый год.
Естественно, встал вопрос: сколько нужно спиртного, чтобы ночь прошла не зря.
Денег у нас было всего ничего. Завязался спор: брать качественную, настоящую водку в небольшом количестве, или брать «паленую», но много. В то время ею торговали в каждом подъезде.
Риск остаться неудовлетворенными существовал в обоих случаях. Победила надежда на то, что бутлегеры хотя бы ради праздничка вспомнят о совести и не станут разбодяживать спирт до неприличности.
– В первом подъезде хорошую «паленку» продают, – говорил папа. – Ни одного отравления. Правда, дурь от нее всякая в голову лезет, сознание вышибает начисто, но это ж сколько надо выпить! У нас и денег столько нет.
Мы сходили в первый подъезд и приобрели шесть разномастных бутылок «паленки».