451° по Фаренгейту (сборник)
Шрифт:
— Какая там к черту теория! — ответил Монтэг. — Это стихи.
— Монтэг! — прозвучал у него в ушах предостерегающий шепот Фабера.
— Оставьте меня в покое!
Монтэг чувствовал, что его словно затягивает в какой-то стремительный, гудящий и звенящий водоворот.
— Монтэг, держите себя в руках! Не смейте…
— Вы слышали их? Слышали, что эти чудовища лопотали тут о других таких же чудовищах? Господи! Что только они говорят о людях! О собственных детях, о самих себе, о своих мужьях, о войне!.. Будь они прокляты! Я слушал и не верил своим ушам.
— Позвольте! Я ни слова не сказала о войне! — воскликнула миссис Фелпс.
— Стихи! Терпеть не
— А вы их когда-нибудь слышали?
— Монтэг! — Голос Фабера ввинчивался Монтэгу в ухо. — Вы все погубите. Сумасшедший! Замолчите!
Женщины вскочили.
— Сядьте! — крикнул Монтэг.
Они послушно сели.
— Я ухожу домой, — дрожащим голосом промолвила миссис Бауэлс.
— Монтэг, Монтэг, прошу вас, ради бога! Что вы затеяли? — умолял Фабер.
— Да вы почитали бы нам какой-нибудь стишок из вашей книжки. — Миссис Фелпс кивнула. — Будет очень интересно.
— Но это запрещено! — жалобно возопила миссис Бауэлс — Этого нельзя!
— Но посмотрите на мистера Монтэга! Ему очень хочется почитать, я же вижу. И если мы минутку посидим смирно и послушаем, мистер Монтэг будет доволен и тогда мы сможем заняться чем-нибудь другим. — Миссис Фелпс нервно покосилась на пустые стены.
— Монтэг, если вы это сделаете, я выключусь, я вас брошу! — пронзительно звенела в ухе мошка. — Что это вам даст? Чего вы достигнете?
— Напугаю их до смерти, вот что! Так напугаю, что света белого не взвидят!
Милдред оглянулась:
— Да с кем ты разговариваешь, Гай?
Серебряная игла вонзилась ему в мозг.
— Монтэг, слушайте, есть только один выход! Обратите все в шутку, смейтесь, сделайте вид, что вам весело! А затем сожгите книгу в печке.
Но Милдред его опередила. Предчувствуя беду, она уже объясняла дрожащим голосом:
— Дорогие дамы, раз в год каждому пожарному разрешается принести домой книгу, чтобы показать своей семье, как в прежнее время все было глупо и нелепо, как книги лишали людей спокойствия и сводили их с ума. Вот Гай и решил сделать вам сегодня такой сюрприз. Он прочтет нам что-нибудь, чтобы мы сами увидели, какой это все вздор, и больше уж никогда не ломали наши бедные головки над этой дребеденью. Ведь так, дорогой?
Монтэг судорожно смял книгу в руках.
— Скажите «да», Монтэг, — приказал Фабер.
Губы Монтэга послушно выполнили приказ Фабера:
— Да.
Милдред со смехом вырвала книгу.
— Вот, прочти это стихотворение. Нет, лучше это, смешное, ты уже читал его сегодня вслух. Милочки мои, вы ничего не поймете — ничего! Это просто набор слов — ту-ту-ту. Гай, дорогой, читай вот эту страницу!
Он взглянул на раскрытую страницу. В ухе зазвенела мошка:
— Читайте, Монтэг.
— Как называется стихотворение, милый?
— «Берег Дувра».
Язык Монтэга прилип к гортани.
— Ну читай же — погромче и не торопись.
В комнате нечем было дышать. Монтэга бросало то в жар, то в холод. Гостиная казалась пустыней — три стула на середине и он, нетвердо стоящий на ногах, ждущий, когда миссис Фелпс перестанет оправлять платье, а миссис Бауэлс оторвет руки от прически. Он начал читать, сначала тихо, запинаясь, потом, с каждой прочитанной строчкой, все увереннее и громче. Голос его проносился над пустыней, ударялся в белую пустоту, звенел в раскаленном воздухе над головами сидящих женщин:
Доверья океан Когда-то полон был и, брег земли обвив, Как пояс радужный, в спокойствии лежал. Но нынче слышу я Лишь долгий грустный стон да ропщущий отлив, Гонимый сквозь туман Порывом бурь, разбитый о края Житейских голых скал.Скрипели стулья. Монтэг продолжал читать:
Дозволь нам, о любовь, Друг другу верным быть. Ведь этот мир, что рос Пред нами, как страна исполнившихся грез, — Так многолик, прекрасен он и нов, — Не знает, в сущности, ни света, ни страстей, Ни мира, ни тепла, ни чувств, ни состраданья, И в нем мы бродим, как по полю брани, Хранящему следы смятенья, бегств, смертей, Где полчища слепцов сошлись в борьбе своей. [1]1
Стихотворение Мэтью Арнолда в переводе И. Оныщук.
Миссис Фелпс рыдала.
Ее подруги смотрели на ее слезы, на искаженное гримасой лицо. Они сидели, не смея коснуться ее, ошеломленные столь бурным проявлением чувств. Миссис Фелпс безудержно рыдала. Монтэг сам был потрясен и обескуражен.
— Тише, тише, Клара, — промолвила Милдред. — Успокойся! Да перестань же, Клара, что с тобой?
— Я… я… — рыдала миссис Фелпс — Я не знаю, не знаю… Ничего не знаю. О-о…
Миссис Бауэлс поднялась и грозно взглянула на Монтэга.
— Ну? Теперь видите? Я знала, что так будет! Вот этого я и ожидала! Я всегда говорила, что поэзия — это слезы, поэзия — это самоубийства, истерики и отвратительное самочувствие, поэзия — это болезнь. Гадость — и больше ничего! Теперь я в этом окончательно убедилась. Вы злой человек, мистер Монтэг, злой, злой!
— Ну а теперь… — шептал на ухо Фабер.
Монтэг послушно повернулся, подошел к камину и сунул руку сквозь медные брусья решетки навстречу жадному пламени.
— Глупые слова, глупые, ранящие душу слова, — продолжала миссис Бауэлс — Почему люди стараются причинить боль друг другу? Разве на свете и без того мало страданий, чтобы нужно было еще мучить человека этакой чепухой?
— Клара, успокойся! — увещевала Милдред рыдающую миссис Фелпс, теребя ее за руку. — Прошу тебя, перестань! Мы включим «родственников», будем смеяться и веселиться. Да перестань же плакать! Мы сейчас устроим пирушку.
— Нет, — промолвила миссис Бауэлс — Я ухожу. Если захотите навестить меня и моих «родственников», милости просим, в любое время. Но в этом доме, у этого сумасшедшего пожарника, ноги моей больше не будет.
— Уходите! — сказал Монтэг тихим голосом, глядя в упор на миссис Бауэлс — Ступайте домой и подумайте о вашем первом муже, с которым вы развелись, о вашем втором муже, разбившемся в реактивной машине, о вашем третьем муже, который скоро тоже размозжит себе голову! Идите домой и подумайте о тех десятках абортов, что вы сделали, о ваших кесаревых сечениях, о ваших детях, которые вас ненавидят! Идите домой и подумайте над тем, как могло все это случиться и что вы сделали, чтобы этого не допустить. Уходите! — уже кричал он. — Уходите, пока я не ударил вас или не вышвырнул за дверь!