46 интервью с Пелевиным. 46 интервью с писателем, который никогда не дает интервью
Шрифт:
Пелевин: Я рос не на советских мифах, а скорее под ними, понимаете? Советские мифы не были какой-то благодатной почвой для роста. Наоборот, они по природе деструктивны. Я никогда не верил ни в один из советских мифов. Едва ли кто-то верил.
Цайт: Полеты к другим мирам — у этого есть ведь и положительная сторона, не так ли?
Пелевин: Что значит: «улететь в иные миры»?! Все миры прямо здесь, где мы с вами сидим. Чтобы туда попасть, не надо никуда лететь. Буддистский текст «Аватамсака-сутра» гласит, что мир создается исключительно в уме. Каждое перемещение из одного пространства в другое — это, прежде всего, психический акт.
Цайт: Как вы пережили воспитание в коллективе, пионерские лагеря, школьную муштру?
Пелевин: Само понятие коллектива мне глубоко ненавистно. Я никогда не хотел реализоваться в коллективе.
Цайт: Мне кажется, что за коллективизмом, управляемым со стороны государства, скрывался неприкрытый эгоизм. Стоит только посмотреть на политику обогащения ельцинского клана…
Пелевин: Да, да, да. Конечно, вы правы. Вся наша приватизация — это просто перевод собственности в руки бывших партийных боссов. Вы знаете, зачем людям оставили их квартиры? Чтобы люди, сидящие на своих партийных дачах, могли присвоить их себе. Эксперимент по вживанию человеческой души в человеческий мозг — та самая идеологическая модель из тридцатых и сороковых годов — как попытка обуть башмаки на три размера меньше. Вообще, организационная модель российского общества напоминает мне очередь. Здесь, на Западе — это семья, а в России — очередь.
Цайт: Но у вас ведь есть семья?
Пелевин: Мой отец недавно умер. Он был офицером. Мать еще, слава богу, жива. Мы были обычной советской семьей. Я не представляю для вас ценного психоаналитического материала.
Цайт: И не было никаких травм в детстве? Вас не били, вы не падали в яму?..
Пелевин: Нет, и я не подглядывал за родителями во время их занятий сексом. А что вообще за травмы? Самая тяжелая травма, которую человек может испытать — это трагедия рождения.
Цайт: Вы помните об этом?
Пелевин: Конечно, и это затмевает все остальное. Повторение травмы рождения — вот то, что происходит сейчас со многими россиянами. Процесс появления на свет из утробы социалистической матери проистекает в четыре пренатальных этапа: первый — единение с космосом — состояние общности с коллективом. На втором этапе роженица тужится, и роды начинаются — это эпоха позднесоветского разложения. Потом процесс рождения — это перестройка, реформы — все то, что мы сейчас переживаем. Но роды протекают тяжело. Голову младенца ухватили щипцами, но так и хочется взять и размозжить ее. Как вам? Может хватит психоанализа?
Цайт: А что на четвертом этапе?
Пелевин: Что? Диалектическое повторение первого. Процесс сладостного единения с процветающим западом.
Цайт: Продолжим психоанализ вашего детства. Вы начали писать еще ребенком?
Пелевин: Нет. Писать я начал поздно, в 25, 26 лет. В школе я не получал больше тройки за сочинения. Однако я быстро понял, чего от меня хотели, и старался это имитировать. Но мне постоянно говорили: «Это нехорошо. Ты не вкладываешь душу». Советская система образования в гуманитарной сфере напоминает мне опыты по замене здоровых конечностей на протезы. В плане технического образования все было более или менее сносно.
Цайт: Но вы ведь изучали литературу!
Пелевин: Нет. Это было позже. До этого я был аспирантом Московского Энергетического института. Страшно иметь дело со всем этим электричеством! Жизнь в Советском Союзе тасовала людей как карты — никто не имел понятия, почему он делает это, зачем. Когда я поступил в литинститут, там уже началась перестройка. Там, конечно же, толком ничему не научили; три года мы в основном выпивали. Я потом просто ушел, так как добился большего, чем мои преподаватели. И еще потому, что в пятый раз должен был сдавать экзамен по марксистско-ленинской философии. Я опасался, что у меня после этого на лбу появится красная звезда. Кроме того, останься я там еще на два года, дело кончилось бы циррозом печени.
Цайт: Теперь же марксистско-ленинская философия окончательно канула в лету, а граница между Востоком и Западом стали размытыми.
Пелевин: В Россию отвратительнейшим, грубейшим и откровеннейшим образом вошло то, что на Западе всегда укрывалось и отторгалось, потому что там еще имеются определенная культура и моральные ценности. Россия — это злая и несправедливая пародия на Запад.
Цайт: Ваши книги — это галлюцинаторные переживания и наркотические трипы. Вы когда-нибудь используете ваши сны в своих произведениях?
Пелевин: Не напрямую. Сон — это очень интересное состояние. Для меня нет разницы между сном и реальностью! То, что мы называем реальностью, на самом деле просто сон определенной продолжительности и последовательности. Это сон, в котором вы находитесь с восьми утра до одиннадцати ночи. Когда вы умрете, разницы между сном и явью уже не будет никакой.
Цайт: Это сложно представить…
Пелевин: Да это и не надо представлять. Надо только выпустить ум наружу. Несчастье человека в том, что он все функции хочет передать разуму, а его возможности, тем временем, ограничены. Это как если взять микроскоп и пытаться делать им абсолютно все: мыть полы, прочищать раковину или использовать в качестве собачьего поводка. Разум не годится для искусства.
Цайт: Если бы вы выросли в менее тоталитарном государстве, чем Советский Союз, может быть тогда вам удалось бы установить лучший контакт с реальностью?
Пелевин: Тюрьмы отличаются только тем, какая решетка на окне: ржавая или позолоченная. Человек находится в тюрьме, тюрьма — это мешок из костей и нечистот. Единственное отличие: одни понимают, что сидят в тюрьме, а другие — нет. Вот смотрите, вы рождаетесь; песочные часы переворачиваются, и песок струится вниз. После вашей смерти — абсолютно все равно, где вы жили и как.
Оригинал — http://www.zeit.de/1999/45/Russland_ist_nur_eine_boese_Parodie.
Перевод —Пыренныймизинецбудды/comments/197395/.
Виктор Пелевин vs. Generation PR
13 ноября состоялись очередные занятия в PR-лаборатории журнала «Советник» и факультета прикладной политологии ГУ ВШЭ.
В них принял участие Виктор Пелевин. А вот член экспертного совета Алексей Кошмаров отказался, назвал писателя «отражением собственных текстов на так называемую «реальную жизнь»» и заявил, что «не считает для себя возможным обсуждать с котлетой принципы кулинарии».