56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585
Шрифт:
Вперед, ребята, труба зовет…
Вот какую песенку мы горланили, покидая военную часть:
Вспомни, десантник, дома, вдалеке,Гайджунай е…учий, толстый хрен в руке,Как там было тяжко, только, зубы сжав,Находил ты силы на последний взмах.Это переделанное четверостишие из приведенной выше романтической песенки про десантников. Да уж, мелодия та же, ритм и рифма сохранились, а вот слова уже другие. Нет уже романтизма, больше разудалого похабного цинизма. Вот такими мы стали после учебки. Так нас воспитали назначенные родиной-матерью отцы-командиры. Солдатский фольклор точно, пусть и ненормативной лексикой, отражает мироощущение отведавших службы солдат. Что до романтизма, то романтикам нет места в нашей армии, а если такой и попадется, то его быстро перевоспитают или сломают.
Прощай, Литовская Советская Социалистическая Республика в составе СССР, прощай, Гайджунай, прощай, триста первый учебный парашютно-десантный полк, я уезжаю и уже никогда не вернусь.
Афганистан. Провинция Кундуз
1980 Год от Рождества Христова
1401 год по хиджре – мусульманскому летоисчислению
Дорогая мамочка!
Я жив и здоров. После учебки меня направили служить в Афганистан. Мамочка, не бойся и не плачь. Ничего страшного тут нет. За пределы части мы не выходим. А наша служба состоит только в том, что мы занимаемся строительством. Мамочка, если кто-то будет тебе говорить, что тут идет война, не верь, это слухи. Никакой войны тут нет. Афганцы к нам относятся очень хорошо. Климат здесь сухой и жаркий, почти как у нас дома. Снабжение тут просто прекрасное, нормы пищевого довольствия увеличены, а нам еще выдают и дополнительный паек. В роте, куда я попал служить, у меня есть двое земляков, которые мне здорово помогают, так что все нормально. Посылок мне не готовь и денег не присылай. Полевая почта посылки в Афганистан не принимает, а наши деньги тут просто не нужны, так как денежное довольствие нам выплачивают в чеках Внешторга [16] . Спешу тебя обрадовать, меня назначили редактором ротной стенгазеты, так что от большинства работ я освобожден. Еще раз прошу тебя, не бойся, все будет хорошо, писать тебе буду часто, как минимум один раз в неделю. Береги свое здоровье и напрасно не волнуйся.
16
Денежное довольствие военнослужащим и заработная плата гражданских специалистов выплачивалась в чеках Внешторга. Чек – денежная единица в рублевом эквиваленте. Чеки отоваривали в магазинах Внешторга «Березка». В указанных магазинах продавались товары, не имеющие свободного хождения в государственной торговле (дефицит). Номинал: чек достоинством один рубль обменивался на один рубль в валюте СССР. На черном валютном рынке за один чек давали пять рублей.
Целую, твой сын
Наглый, циничный, «борзый», готовый в любой удобный момент грубо нарушить воинский устав – вот таким я стал. Мечтал не об орденах и медалях, а уж тем более не об оказании интернациональной помощи, нет, мечты у меня были более возвышенные и конкретные: сачкануть, пожрать и поспать. В учебке меня грубо лишили романтической невинности, зато научили стрелять, собирать и разбирать стрелковое оружие, действовать в составе роты, взвода, отделения, малой боевой группы, преодолевать полосу препятствий, ходить строевым шагом, десантироваться с воздушной и наземной техники. Таким вот «соколом» я прибыл в славную 56-ю Отдельную десантно-штурмовую бригаду. И сразу пришелся там ко двору, вот такие-то интернационалисты здесь и требовались.
Выписка из боевого формуляра в/ч 44585
Бригада наша в 1980 году дислоцировалась по правую сторону аэродрома города Кундуз, слева стояла 201-я мотострелковая дивизия, в центре располагался аэродром. Аэродром выполнял и военные, и гражданские функции. Использовала его военная авиация, эскадрилья истребителей-бомбардировщиков – так называемая фронтовая авиация – и 181-й отдельный вертолетный полк, ранее дислоцированный в Одессе.
– Молодых пригнали! – Услышали мы разноголосый свирепо-радостный вопль. Это было первое приветствие от наших новых сослуживцев.
– Парадки [17] , знаки, береты, что есть? Давайте, ребята, делитесь, а то у нас нет ни хрена!
Мы прибыли к новому месту службы на транспортных вертолетах, высадились, были приведены к штабу бригады и испуганной отарой сгрудились возле штабных палаток. Нас почти сразу окружила толпа полуголых загорелых парней в истерзанном обмундировании. Ноябрь, но так тепло в Литве даже в июле не было.
17
Парадки – жаргонное наименование парадного обмундирования.
– Эй, – окликнул меня дочерна загоревший невысокий герой-десантник. Одет он в застиранную, выцветшую маечку-тельняшку и драные штаны, обут в потертые рваные кроссовки. Но на запястье левой руки у него красовались хромированные дорогие японские часики.
– У тебя что есть? – весело улыбаясь, спросил он и ощупал взглядом мой пустой РД. Я сокрушенно пожал плечами, а воин чуть повысил голос: – Да не жмись ты! Вам парадное барахло здесь не понадобится, а до дембеля тебе как до Вашингтона раком…
У меня, кроме надетого на мне х/б, головного убора «пилотки» и потертых кирзовых сапог, не было ничего. В учебке нас перед выпуском, конечно, обмундировали, в соответствии с нормами вещевого довольствия. Но по дороге в Афган пил я, что называется, беспросыпно. Только не думайте, что от страха, нет, исключительно из озорства. Глоток вина или водки был глотком свободы, дерзким вызовом армейским уставам, а свободу я любил, а вот армейскую дисциплину – нет. Когда кончились деньги, а войсковое имущество в Чирчике, где мы десять суток ждали отправки в Афган, было расхищено, обменяно на вино, пропито, то есть уже нечего было реквизировать, а пить все еще хотелось, то многие из нас, и я одним из первых, бросили в решительную схватку с алкоголем свой последний резерв – личное обмундирование. Кроме того, что было на нас надето, все пропили. Да! По дороге в Афган мы поддержали легенду о советском десанте: «Все может быть, все может быть… Но чтоб десантник бросил пить?! Да этого не может быть!!!» В Афган я прибыл гол как сокол. И, надо сказать, далеко не один такой был.
Коротко я объяснил ситуацию интернациональному полуголому оборванцу. Он тяжело вздохнул:
– На вас только надежда и была, – с горечью поведал он. – Вот нам в чем домой ехать на дембель? Видал, в чем мы ходим? – Он бросил взгляд на свои рваные штаны. —
Ладно, прорвемся! Ты сам-то откуда родом?
Я сказал, где такой уродился. Город свой я люблю, им горжусь, но если бы пришлось выбирать, то постарался бы здесь не родиться.
– Земляк!!! – обрадовано заорал мой собеседник и, сильно хлопнув меня по плечу, представился: – Меня Колек Калении зовут, – и стал расспрашивать.
Нашлись общие знакомые, замелькали в воспоминаниях родные улицы, винные магазины, пивнушки, танцплощадки.
– Просись к нам в роту, – посоветовал мне земеля.
– Это уж куда пошлют, – с унылым фатализмом ответил я.
– Куда пошлют? – насмешливо передразнил меня земляк и сурово добавил: – А если тебя пошлют на х…?! Ты пойдешь?! Сейчас все устрою, а ты, шнурок, учись!
Земеля в рваных штанах подошел к штабному офицеру, что ведал нашим распределением, переговорил с ним, снял и передал ему свои часы. Все, круг моей военной судьбы замкнулся, я попал во вторую роту первого парашютно-десантного батальона.
Батальон наш располагался в ста метрах от штаба, нас, выпускников из учебки, туда попало тридцать человек.
Вечером, как только разместились в больших ротных палатках, земеля отозвал меня в сторону.
– Пошли, я тебя с остальными нашими земляками познакомлю, – предложил он и повел в блиндаж, что был вырыт и оборудован для несения службы в боевом охранении. На позициях, так мы это тогда называли.
В блиндаже собрались мои загорелые земляки в рваном обмундировании, и не только собрались, но притащили браги, технического авиационного спирта, на закусь была тушенка и черный хлеб. Пир! Ей-богу, по военным временам настоящий пир! Выпили! Эх, родимая! Хорошо пошла! Мне сразу понравилась бригада, с первой кружки мутной браги она для меня родной стала.