5том. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На белом камне
Шрифт:
Я всегда в самом центре мира, а люди, животные и вещи, враждебные или дружественные мне, расположены вокруг меня.
Во сне мы видим людей, собак, дома, деревья, много красивого и страшного. А когда мы просыпаемся — все это исчезает.
Размышление.Я люблю своего хозяина Бержере
Поступок, за который тебя побили, — дурной поступок. Поступок, за который тебя приласкали и накормили, — хороший поступок.
Как только спускается ночь, злые духи начинают бродить вокруг дома. И я лаю, чтобы хозяин услышал и разогнал их.
Молитва. О мой Бержере, господин мой, бог, владычествующий над убоиной, я обожаю тебя. Будь благословен, ужасный! Будь благословен, несравненный! Я припадаю к ногам твоим, я лижу твои руки.
Как велик и прекрасен ты, когда за накрытым столом ты пожираешь груды мяса.
Как велик и прекрасен ты, когда из тоненькой щепочки извлекаешь пламя и ночь обращаешь в день. О, дай мне пребывать в доме твоем, но одному только мне из всех собак.
И ты, Анжелика, кухарка, божество прекрасное и великое, я страшусь тебя и почитаю, дабы ты давала мне обильную пищу.
Если собака не поклоняется людям и презирает святыни, хранящиеся в доме ее господина, то она влачит жизнь жалкую и бродячую.
Однажды через гостиную несли треснувший кувшин, полный воды, и несколько капель брызнуло на натертый паркет. Надеюсь, этот неблаговоспитанный кувшин высекли.
Люди обладают божественной властью открывать все двери. Я же могу открыть сам только очень немногие.
Двери — это великие фетиши, которые неохотно повинуются собакам.
Жизнь собаки полна опасностей. И, чтобы избежать страданий, надо быть настороже каждую минуту — и когда ешь и когда спишь.
Никогда не знаешь, хорошо ли ты вел себя по отношению к человеку. Надо боготворить людей, не стремясь их постигнуть. Их мудрость таинственна.
Заклинание.О Страх, Страх возвышенный и благодетельный, Страх священный и спасительный, проникни в меня, дай исполниться тобою пред лицом опасности, дабы я мог бежать от всего, что грозит нанести мне вред, ибо если я брошусь на врага, то тут же пострадаю от собственного неблагоразумия!
Есть
Мир полон враждебности и опасностей.
ГАЛСТУК
Госпоже Декори [96]
Господин Бержере занимался вколачиванием гвоздей в стены новой своей квартиры. Заметив, что это доставляет ему удовольствие, он начал доискиваться причин, — почему ему приятно вколачивать гвозди в стену. Он отыскал причины и потерял удовольствие. Ибо удовольствие состояло именно в том, чтобы вколачивать гвозди, не доискиваясь причин. И, продолжая размышлять о неудобствах философского склада ума, он повесил в гостиной, на месте, которое показалось ему наиболее почетным, портрет своего отца.
96
Госпожа Декори — жена литератора Феликса Декори (конец XIX в.).
— Он слишком наклонился вперед, — сказала Зоя.
— Ты думаешь?
— Я в этом уверена. Так и кажется, что он сейчас упадет.
Господин Бержере укоротил бечевки у портрета.
— Он висит неровно, — сказала мадемуазель Бержере.
— Ты думаешь?
— Это сразу видно. Он накренился влево.
Господин Бержере стал поправлять.
— А теперь?
— Накренился немного вправо.
Господин Бержере сделал все, что было в его силах, чтобы основание рамы стало, наконец, горизонтально. Затем он отступил на три шага, чтобы оценить свою работу.
— Мне кажется, теперь хорошо, — сказал он.
— Теперь действительно хорошо, — сказала Зоя. — На меня производит неприятное впечатление, когда картина висит криво.
— Это свойственно не только тебе, Зоя. Многие испытывают в таких случаях своего рода недомогание. Неправильности раздражают именно в простых геометрических фигурах, потому что тогда особенно ясно замечаешь разницу между тем, что есть, и тем, что должно быть. Некоторым доставляют страдание плохо подогнанные куски обоев. Человек есть человек, то есть существо, поставленное в самые страшные, самые нестерпимые условия, и все же он способен волноваться из-за криво повешенной рамы.
— В этом нет ничего удивительного, Люсьен. Мелочи занимают большое место в жизни. Ты и сам вечно занят пустяками.
— Не первый год смотрю я на этот портрет, а не замечал того, что поразило меня сейчас, — сказал господин Бержере. — Вот только сию минуту я обнаружил, что портрет нашего отца — это портрет молодого человека.
— Но, Люсьен, ведь когда художник Гослен по возвращении из Рима писал этот портрет, отцу и было не больше тридцати.
— Это правда, сестра. Но, когда я был маленьким, мне казалось, что это портрет пожилого человека, и такое ощущение у меня оставалось все время. А сейчас оно вдруг пропало. С годами живопись Гослена потемнела; лицо и руки приняли под старым лаком янтарный оттенок; очертания словно тонут в оливковых. тенях. Кажется, что лицо отца постепенно уходит в глубокую даль. Но я вижу впервые, что этот гладкий лоб, пылкие большие глаза, спокойная и чистая худоба щек, эти густые и блестящие черные волосы принадлежат совсем молодому человеку.