666 градусов по Фаренгейту (температура, при которой горит ведьма)
Шрифт:
– Так будет лучше всего. Для нас всех.
– Я не смог убить её тогда, – с мукой в голосе сказал отец Антоний.
– Я знаю. Но за всё нужно платить, даже за право остаться человеком, – матушка Евгения отвела глаза. – Ты знал, кто она. Семь веков они скрещивались, как скот на заводе, чтобы вывести самых сильных колдунов. Ты знаешь, какая в ней угроза.
– Но что мне было делать? Отдать вам? Что бы вы с ней сделали?
– Убили бы. Или посадили в темницу до конца дней.
– Она выросла бы там как животное бессловесное. А я воспитал её. Я ведь хорошо её воспитал?
Матушка усмехнулась:
–
– Сегодня она погибнет за правое дело. Как настоящий бесоборец.
– Я не сказала, что она погибнет, – заметила настоятельница. – Не вернуться не значит погибнуть, Антоша. Даже если мы сегодня проиграем, она не погибнет.
– Что? – губы старика задрожали.
– Я никогда не любила её – я видела, для кого ты её растишь. Для себя… и для бесов. Слушал ли ты меня? Если Ольга не погибнет, велик шанс, что она перейдёт на их сторону – бесы поглотят её. А если не поглотят, и мы победим… Будет ещё хуже, Антоша. То, что я вижу – я и сама в это не верю.
– Что ты видишь? – подался к ней иерей.
– Ваш новичок Игнат очень для нас опасен. Если победим и вернётся Боренька, он продолжит всё, как ты делал. Мы вечно будем вести эту борьбу, как вели всегда – будем балансировать на грани между победой и поражением. Жертвуя собой и близкими, заплатим высокую цену за сдерживание колдунов и ведьм.
– Всё правильно, – одобрительно прошептал старик.
– Но если выживет Игнат, он не пойдёт по твоему пути, а всё сделает по-своему. Он превзойдёт тебя молодого. Я вижу костры на улицах и обугленных людей на столбах. Вижу крёстные ходы, такие длинные, что весь город станет пешеходной зоной. Ты не смог убить одного младенца – он убьёт сотни…
– Господи помилуй.
– Это я ещё хороший вариант озвучила.
– Неужто есть хуже?
– Есть, Антоша… Я вижу замок – огромный, белый, на изгибе реки, выше деловых центров, сияющий в лучах прожекторов. Я вижу девочек, отмеченных ведьмовской печатью, с младенчества отнятых у нечестивых родителей. Их воспитывают в наших монастырях. Лучшие лейпсанаурги трудятся над ними. Лучшие учителя преподают им воинское искусство и богословие. Все ведьмы и колдуны по стране учтены, измерены и живут в вечном страхе перед этими девочками. А в том замке над рекой, на самом высоком этаже, в окружении своих помощниц сидит Игнатий, в церковных одеждах.
– Это Игнатий-то?
– Он самый.
– Поверить не могу.
– А ты поверь. Когда в нашей среде станет известно, что его мысли и чувства неподвластны нечистым воздействиям, Игнатия станут охотно повышать. Очень важные люди решат сделать его своим доверенным лицом.
– Нужно предотвратить, – отец Антоний попытался подняться на ложе. – Отозвать их. Не пустить туда Игнатия и Ольгу.
– Нет, – остановила его игумения. – И так шансов мало, что они победят, а ты их ослабить хочешь?
– На что же надеяться, Женя? – спросил старик измученным голосом.
– Что Игнат погибнет, а Боря выживет. И что Ольга погибнет до того, как бесы захватят её. Или что Боря сможет убить её, если такое случится…
– Боря сможет, – сказал отец Антоний.
Старица кивнула:
– Боря сможет.
– Давай помолимся, матушка, чтобы всё так и вышло.
– Давай.
Они проехали через соседний сектор. «Аварийный-4, имени 50 лет без капитального ремонта», углубились в следующий – тот назывался «Заболоченное-15». Местная ячейка Бесобора описывала свои владения как «разветвлённую систему прудов-отстойников в окружении спальных районов и парка отдыха». Игната распирало от желания поделиться этой информацией с остальными, но он терпел – ему было не положено знать про другие ячейки. Такая осведомлённость могла вызвать вопросы. Нужное им место находилось в ведении ячейки, маскировавшейся под грузовую компанию для переездов – «Отвозилофф». Сам сектор назывался «Пустырь-2», но несмотря на название тут было много чего, но больше всего – промзоны. Видимо, имя сектору было дано давным-давно и больше не менялось.
Их интересовал бывший индустриальный гигант, после развала Союза распавшийся на сотни мелких фирмочек, которые повымирали с приходом на рынок сетевых игроков, и теперь мега-завод стоял почти безлюдный – антрацитовые громады цехов теснились во мраке зимней ночи.
Над всем этим одиноко горела неоновая вывеска «АРЕНДА», но буква «Д» потухла и теперь из темноты сияло новое слово – «АРЕН А».
– Нам сюда, – показал отец Борис.
– Я нашла это место в Интернете, – сказала Ольга. Она держала забрало открытым, чтобы видеть экран смартфона. Поверх грудной пластины на цепочке висел символ Кровного братства. Игнат вспомнил её слова про то, что тяжело умирать без надежды. Похоже, все её надежды были собраны в этом символе.
– Тут в основном склады, но есть и кое-что ультрамодное. Нужный нам корпус занимает «Арт-Пакгауз» – фабрика-лаборатория аддитивных технологий. На первом этаже – зона промышленной трёхмерной печати, которую сдают в лизинг коворкинговым стартапам. Выше – хакспейс и лофты. Здание отапливается сезонным майнингом криптовалют. Сейчас оно должно быть пустым – допоздна работают только вейп-мастерская и барбер-шоп, но они уже закрылись.
– Воистину, бесовской вертеп, – пробормотал протодиакон. – Неспроста эти аспиды свили здесь гнездо.
– Матушка Евгения сообщила, что нас ждёт? – спросил Игнат.
– Нет, – ответил здоровяк. Щит он повесил за спину. Кадило нёс в сумке.
Они подошли к проходным бывшего завода. Перед турникетами их тормознула пожилая охранница: всё закрыто, приходите завтра, и вообще – шляются тут всякие, полицию вызову.
– Мы к Матильде Карловне, – сказал протодиакон. – По срочному делу.
Женщина с подозрением осмотрела всю компанию.
– Паспорта давайте. Без них не пущу.
Паспорта у всех были с собой – это одно из правил Бесобора. Не хватало, чтобы ещё задержали, как бездокументных. Кроме паспортов у них с собою были корочки разных структур, чтобы облегчить доступ в охраняемые места.
Пока женщина переписывала имена в журнал посетителей, Игнат спросил:
– К Матильде Карловне много посещений?
– Идут и идут, – ответила та, не поднимая глаз от журнала. – Такие люди приезжают – закачаешься. Из правительства. Матильда Карловна большая умница. У меня вот ноги болели, так она одной из своих помощниц сказала – та со мной поговорила, и ноги тут же прошли – не болят больше.
– Чудо, не иначе. И много у неё этих помощниц?
Женщина вернула паспорта.
– Много, да они почти все домой уже ушли.