7 лучших историй для мальчиков (сборник)

Стивенсон Роберт Льюис

С этими вулканами связано немало легенд. И при менее трагических обстоятельствах Паганель, конечно, не преминул бы рассказать своим товарищам хотя бы, например, ту легенду, где рассказывается о ссоре двух друзей и соседей, Тонгариро и Таранаки, из-за женщины. Тонгариро, вспыльчивый, как всякий вулкан, вышел из себя и ударил Таранаки. Тот, избитый и униженный, убежал по долине Вангани, обронил дорогой две горки и наконец добрался до берега моря, где и стоит одиноко под именем горы Эгмонт.

Но географ не был склонен рассказывать, а друзья его – слушать. Они молча разглядывали северо-восточный берег озера Таупо, куда привела их разбившая все надежды судьба.

Каи-Куму

со своей пирогой пересек бухточку, обогнул острый мыс, вдающийся далеко в озеро, и причалил к восточному берегу, у подошвы первых отрогов Манго – горы вышиной более чем в две тысячи футов. Здесь раскинулись поля формиума, этого драгоценного новозеландского льна. У туземцев он зовется «харакеке». В этом полезном растении нет ничего такого, что не могло бы быть так или иначе использовано. Его цветы дают превосходный мед. Из стеблей получается клейкое вещество, заменяющее воск и крахмал. Еще больше пользы извлекается из листьев формиума: свежие, они заменяют бумагу, в сухом виде – трут. Будучи разрезаны, листья эти идут на производство веревок, канатов и сетей. Из их расчесанных волокон ткут одеяла, циновки, плащи и передники. Ткань из формиума, окрашенная в красный или черный цвет, идет на одежду самых элегантных маори.

Этот драгоценный формиум встречается повсюду на обоих островах: и на морском побережье и по берегам озер и рек. Здесь его дикими кустами покрыты были целые поля. Его красно-коричневые цветы, напоминающие цветы агавы, во множестве выглядывали из зеленой гущи его длинных и острых, как клинки, листьев. Красивые птицы нектарии, завсегдатаи полей формиума, стаями носились над ними и наслаждались медовым соком их цветов. В водах озера полоскались, видимо уже ручные, утки, черные с серыми и зелеными пятнами.

В четверти мили, на крутом утесе горы, виднелась непреступная па – крепость маори. Пленники были один за другим высажены из пироги, и воины, развязав им руки и ноги, повели их в крепость. Тропинка шла сначала по полям формиума, а затем – через пышно разросшуюся рощицу. Здесь были и кайкатеа с неопадающими листьями и красными ягодами, и австралийские драцены, называемые туземцами «ти», и гуйус, ягодами которых пользуются для окраски материй в черный цвет. При приближении к рощице пленников и воинов взвились и умчались прочь стаи крупных голубей с оперением, отливающим металлом, стаи курклюш пепельного цвета и целая масса скворцов с красноватым хохолком.

Сделав довольно большой крюк, Гленарван, Элен, Мэри Грант и их спутники вошли в па. Крепость была ограждена тремя поясами укреплений. Первый, наружный, представлял собой частокол из крепких столбов футов в пятнадцать вышины; второй пояс состоял из такого же частокола; третьим, внутренним, поясом служила ивовая ограда с проделанными в ней бойницами. Внутри па виднелось несколько своеобразных маорийских построек и около сорока симметрично расположенных хижин.

Ужасное впечатление произвели на пленников мертвые головы, которыми были украшены колья второго частокола. Элен и Мэри отвернулись больше от отвращения, чем от страха. Эти головы принадлежали павшим в боях неприятельским вождям, тела которых съели победители.

Жилище Каи-Куму находилось в глубине па, среди нескольких других хижин, принадлежавших туземцам не столь высокого положения. Перед ним расстилалась большая открытая площадка – европейцы, пожалуй, назвали бы ее военным плацем. Жилище вождя было построено из кольев, оплетенных ветвями, а внутри обито циновками из формиума. Оно имело двадцать футов в длину, пятнадцать – в ширину,

десять – в вышину, иными словами, заключало в себе три тысячи кубических футов – помещение вполне достаточное, чтобы в нем разместиться новозеландскому вождю.

В постройке этой имелось лишь одно отверстие, служившее дверью. Завешено оно было плотной циновкой. Крыша выдавалась над дверью выступом, на котором имелось углубление для хранения дождевой воды. На концах стропил было вырезано несколько фигур. Портал радовал взор гостя резными изображениями веток, листьев, символических фигур чудовищ – массой любопытных орнаментов, рожденных резцом туземных мастеров. Внутри пол был земляной, утрамбованный, возвышающийся на полфута над уровнем окружающей почвы. Решетки из тростника и матрацы из сухого папоротника, покрытые циновками из тонких и гибких листьев тифы, служили кроватями. Посередине хижины виднелась яма, обложенная камнями: то был очаг. Дыра в крыше служила трубой. Когда из очага валил густой дым, он в конце концов направлялся этим выходом, предварительно изрядно закоптив стены. Рядом с хижиной Каи-Куму находились склады, в которых хранились запасы вождя – его урожай формиума, картофеля и съедобного папоротника. Здесь же помещались и печи, где на раскаленных камнях готовилась различная пища. Еще подальше в небольших загородках стояли свиньи и козы, эти редко встречающиеся здесь потомки акклиматизированных когда-то капитаном Куком полезных животных. Там и сям бегали собаки в поисках скудной еды. Как видно, маори не слишком заботились об этих животных, хотя и питались их мясом.

Гленарван и его спутники разглядывали эту картину, ожидая у какой-то пустой хижины, когда вождю заблагорассудится дать о них распоряжение. А в это время их не переставала осыпать бранью толпа старух. Эти ведьмы со сжатыми кулаками подступали к «проклятым европейцам», выли и угрожали. Из нескольких английских слов, сорвавшихся с их толстых губ, было ясно, что они требуют немедленной мести.

Среди этих воплей и угроз Элен оставалась с виду спокойной. Боясь лишить мужа хладнокровия, она делала героические усилия, чтобы держать себя в руках. Бедняжка Мэри была близка к обмороку. Джон Манглс поддерживал ее, готовый отдать за нее свою жизнь. Его товарищи по-разному относились к этому извержению брани и угроз: одни, подобно майору, оставались к ним равнодушны, других же, как Паганеля, они все более раздражали.

Гленарван, желая избавить жену от этих старых мегер, направился к Каи-Куму и, указывая на их отвратительную толпу, сказал:

– Прогони их.

Маорийский вождь пристально поглядел на своего пленника, не удостоив его ответом, затем жестом приказал ревущим старухам замолчать. Гленарван наклонил голову в знак благодарности и не спеша вернулся к своим.

К этому времени в па собралось человек сто новозеландцев: здесь были и старики, и люди зрелого возраста, и юноши. Одни, мрачные, но спокойные, ожидали распоряжений Каи-Куму, другие же предавались неистовому горю – они оплакивали родственников или друзей, павших в последних боях.

Из всех маорийских вождей, откликнувшихся на призыв Вильяма Томсона, один Каи-Куму вернулся на берега своего озера, и он первый оповестил свое племя о разгроме восстания, о поражении новозеландцев на равнинах нижнего течения Вайкато. Из двухсот воинов, выступивших под его командой на защиту родной земли, вернулось всего пятьдесят. Правда, некоторые из сражавшихся попали в плен к англичанам, но все же скольким воинам, распростертым на поле брани, уже не суждено было вернуться в родные места!