7 лучших историй для мальчиков (сборник)
Шрифт:
– Итак, ты сомневаешься? – спросил он.
– Не знаю, – повторил Гленарван.
– Твои, значит, не согласятся взять тебя в обмен на нашего Тогонга?
– На одного меня – нет, а на всех – быть может.
– У нас, маори, принято менять голову на голову.
– Так начни с того, что предложи обменять своего жреца на этих двух женщин, – предложил Гленарван, указывая на Элен и Мэри Грант.
Элен рванулась к мужу, но майор удержал ее.
– Эти две женщины, – продолжал Гленарван, почтительно склоняясь перед Элен и Мэри Грант, – занимают высокое положение в своей стране.
Вождь холодно посмотрел на своего пленника. Злая усмешха
– Ты надеешься обмануть Каи-Куму своими лживыми словами, проклятый европеец? Так ты думаешь, что Каи-Куму не умеет читать в человеческих сердцах? – Вождь указал на Элен – Вот твоя жена!
– Нет, моя! – воскликнул Кара-Тете и, оттолкнув прочих пленников, положил свою руку, на плечо Элен.
Та побледнела от этого прикосновения.
– Эдуард! – крикнула она, обезумев от ужаса.
Гленарван молча протянул руку. Грянул выстрел. Кара-Тете мертвый повалился на землю.
При звуке выстрела множество туземцев высыпало из хижин и мгновенно заполонило всю площадь па. Сотни рук угрожающе протянулись к несчастным пленникам. Револьвер был вырван из рук Гленарвана. Каи-Куму бросил на него странный взгляд. Затем, прикрыв одной рукой убийцу, он поднял другую руку, сдерживая толпу, готовую ринуться на «проклятых пакекас».
Покрывая шум, громко прозвучал его голос:
– Табу! Табу!
Услышав эти слова, толпа дикарей разом остановилась перед Гленарваном и его товарищами, словно какая-то сверхъестественная сила остановила их.
Через несколько минут пленники были отведены в то же, служившее им тюрьмой, святилище. Но ни Роберта, ни Жака Паганеля с ними не было.
Глава XII
Погребение маорийского вождя
Каи-Куму, как это нередко случается в Новой Зеландии, был не только вождем своего племени, но и его ариком, то есть жрецом, и как таковой мог, пользуясь суеверием своих соплеменников, налагать табу.
Табу – в обычае у всех народов Полинезии, и когда оно налагается на какое-нибудь лицо или предмет, то этим отныне запрещается и всякое сношение с табуированным человеком и всякое пользование табуированным предметом. Религия маорийцев учит, что всякий поднявший святотатственную руку на то, на что наложено табу, будет наказан смертью разгневанным божеством. Причем если божество не сразу отомстит за нанесенную ему обиду, то жрец не преминет сделать это за него.
Вожди налагают табу из политических целей, но табу может быть обусловлено и событиями личной, повседневной жизни. На туземца налагается табу на несколько дней во многих случаях: когда он остриг себе волосы, когда над ним была произведена татуировка, когда он строит себе пирогу или возводит дом, когда он смертельно болен и, наконец, когда он скончался. Если туземцы вылавливают столько рыбы, что это грозит опустошить реку, или если те же туземцы начинают есть еще недоспелые сладкие пататы, что грозит опустошить плантации, то и на рыбу и на пататы накладывается оберегающее их табу. Пожелает ли вождь избавиться от назойливых гостей, он накладывает на свой дом табу. Заблагорассудится ли вождю монополизировать деловые сношения с каким-нибудь иноземным судном, он не замедлит наложить на него табу. Прибегает он к этому средству и по отношению к не сумевшему ему угодить европейскому купцу, которого он хочет лишить покупателей. Запрет вождя напоминает прежнее вето королей.
Если предмет табуирован, то никто не может безнаказанно
Словом, этот своеобразный обычай направляет и видоизменяет самые мелкие поступки новозеландцев. Табу имеет силу закона, и можно даже сказать, что его частое применение представляет собой все туземное законодательство, притом неоспоримое и не подлежащее обсуждению.
Что же касается табу, наложенного на наших пленников, то оно имело целью спасти их от ярости, охватившей племя. Как только Каи-Куму произнес это магическое слово, его друзья и приверженцы разом остановились и защитили пленников от ярости своих соплеменников, а затем сами стали охранять пленников.
Однако Гленарван не заблуждался относительно ожидавшей его участи. Он знал, что только жизнью своей сможет заплатить за убийство вождя. А у диких народов смерть осужденного является лишь концом долгих пыток. Гленарван приготовился жестоко искупить то законное негодование, которое побудило его убить Кара-Тете, но он надеялся, что гнев Каи-Куму обрушится на него одного.
Какую ужасную ночь провели Гленарван и его спутники! Кто в силах был бы описать их тоску, измерить их муки! Бедняжка Роберт и мужественный Паганель так и не появились. Но разве могло быть хотя бы малейшее сомнение в их участи! Они, конечно, пали первыми жертвами мстительных туземцев. Всякая надежда исчезла даже у Мак-Наббса, не так-то легко впадавшего в уныние. А Джон Манглс, видя сумрачное отчаяние Мэри Грант, разлученной с братом, чувствовал себя близким к безумию. Гленарван думал о трагической просьбе Элен, о ее желании умереть от его руки во избежание пыток или рабства. И он спрашивал себя, найдет ли он в себе это страшное мужество.
«А Мэри – какое право я имею убить ее?» – в отчаянии думал Джон Манглс.
О бегстве нечего было и мечтать: десять воинов, вооружейных с головы до ног, стерегли двери храма.
Наступило утро 13 февраля. Туземцы не входили ни в какие сношения с пленниками, огражденными табу. В храме имелось некоторое количество съестных припасов, но несчастные едва к ним прикоснулись. Скорбь подавляла голод. День прошел, не принеся ни перемены, ни надежды. Видимо, погребение убитого вождя и казнь убийцы должны были совершиться одновременно.
Гленарван был убежден, что Каи-Куму оставил мысль об обмене пленников. У Мак-Наббса же все еще теплилась слабая надежда:
– Как знать, не чувствует ли в глубине души Каи-Куму, что вы оказали ему услугу?
Но что ни говорил ему Мак-Наббс, Гленарван не хотел больше ни на что надеяться. Прошло и 14 февраля, а никаких приготовлений к казни не было сделано и в этот день. Причина же этой задержки заключалась в следующем.
Маори верят в то, что душа умершего пребывает в его теле в течение трех дней, и потому труп хоронят только по истечении трех суток. И в данном случае этот обычай, заставлявший откладывать погребение, был соблюден со строжайшей точностью. До 15 февраля па была совершенно пустынна. Джон Манглс, взобравшись на плечи Вильсона, не раз вглядывался в наружные укрепления. Из-за них не показывался ни один туземец. Только сменялись часовые, бдительно несшие караул у дверей храма.